Затерялся готический крест меж привычных крестов православных…

Два месяца в году – май и июнь – достаточно тесно связаны в нашей жизни с горестными и радостными событиями более чем 60-летней давности. Я говорю о начале и окончании Великой Отечественной войны. Отсюда и мое осторожное прикосновение к теме, которая «отлеживалась» в блокноте несколько недель. Речь идет о захоронении немецких военнопленных на Круглой сопке, где я побывал нынешней весной.

А случилось это так: на по-госте, закрытом для захоронений и частично порушенном местными варварами, поисковики местного колледжа приводили в порядок заброшенный монумент советским воинам, скончавшимся от ран и болезней в послевоенные годы. Мне как журналисту захотелось об этом написать.

И вот брожу среди покосившихся памятников, тронутых ржавчиной. Среди них немало провалившихся безымянных холмиков, заросших травой. На самой околице вдруг приметил солидных размеров крест с мемориальной плитой. Школьных и университетских знаний немецкого языка хватило на прочтение начертанных слов – «здесь покоятся (PUHEN) солдаты и офицеры немецкой армии. 1945-1949 гг.». Откуда эта тень прошлого?

Копнув тему при помощи сотрудников музея, ветеранов города, вскоре узнал некоторые подробности о лагере военнопленных, расположенном в далеком таежном городе. И начал полниться мой репортерский блокнот новой любопытной информацией, подробностями быта солдат вермахта.

Оказалось, что площадь имени Максута Тойшибаева, которую каждое утро пересекаю, направляясь в редакцию, в середине 40-х годов минувшего века разительно отличалась от нынешнего облика. Вместо цветов здесь был дощатый забор, а на месте стриженых кустарников – сторожевые вышки с автоматчиками. Да еще череда бараков. Внутри находились немецкие пленные. Вот он, бесславный конец той самой армии, которая прошлась коричневым катком по Европе.

Работали пленные на различных участках. Одни заготавливали в тайге лес, другие спус-кались в шахты. Мастеровитых определяли на строительство и ремонт домов, на мощение дорог булыжником. Выложенные камнем дороги – этот непременный атрибут современных европейских городов – в Риддере, к сожалению, не сохранился. Чудную дорогу в свое время закатали в асфальт.

По признаниям немецких солдат (их воспоминания были преданы широкой огласке уже в наше время), обходились с ними гуманно. Нормальное питание, одежда, бытовые условия. В одном из документов, извлеченных из архивных запасников, довелось прочитать: «Рваная перчатка среди этой публики расценивалась как диверсия или саботаж. Не исключено, что главная причина данной педантичности – прес-ловутая немецкая тяга к чистоте и порядку». Позже, когда военнопленным стали выплачивать заработную плату, дело дошло до того, что на «общак» они даже покупали коров – ради парного молока.
Невольно при чтении этих строк вспоминаются кадры военной кинохроники из нацистских лагерей смерти. Трупы женщин, малышей, стариков… А здесь молоко. Как-то несправедливо все это…

До плена солдаты в серых шинелях воевали в Прибалтике и Чехословакии. Именно там большинство из них и подняли вверх руки, определившись в выборе: плен или дополнительная работа для похоронной команды, собирающей трупы с полей брани. Несколько сотен молодых немцев, оказавшихся в силу справедливой кары далеко от родных мест, были заключены в два лагеря. В одном находились солдаты, в другом – офицеры. Вероятно, поэтому и назывались они по-разному – Шернер и Курляндский.

Один из заключенных, Вильгельм Фритцен, через много лет в своих мемуарах, относительно пленения, напишет: «Место, где мы провели длительное время в неволе, называлось гора Ленина. Не все это испытание выдержали, были безумцы, решавшиеся на побег. Их дальнейшая судьба неизвестна. Вероятнее всего – трагична».

До недавнего времени в Германии даже существовало сообщество экс-солдат, познавших тяготы лениногорского плена. Однако годы берут свое. Недалек роковой час, когда последний воин падет под бременем лет и испытаний.

В августе 1996 года Лениногорск посетил один из тех, кто в свое время выходил под дулом автомата из вагона на перрон таежного города. Это Ганс Винтер. Он специально приехал сюда, чтобы снова побывать в местах, где прошла часть его молодости, попытаться найти приметы далекой послевоенной поры. Горестно разводил поседевший Ганс руками, мол, все изменилось, о прошлом почти ничего уже не напоминает…

Возможно, не совсем в тему, но упомяну и о японцах, которые также под конвоем военных были доставлены в Лениногорск. Общеизвестный факт – Страна восходящего солнца была союзником фашистской Германии, бряцая оружием на дальних границах СССР. По воспоминаниям риддерских стариков, в отличие от немцев, освоившихся в плену и порой вольготно чувствовавших себя среди победителей, японцы держались особняком, отгородившись стеной молчания. Особенно удивляли местное население их сноровка и скорость в работе. При валке леса, дружно взвалив тяжеленный ствол пихты или кедра на плечи, японцы бегом доставляли его к месту складирования, так же возвращаясь за новой поклажей. По свистку старшего прекращали работу – отдых. Аналогично начинали. Чем-то они походили на роботов, которых то отключают от электросети, то вновь включают.

Теперь о главном. О кресте. Далеко не все из немецких военнопленных вернулись домой. В лениногорско-риддерской земле обрели вечный покой 126 человек. От совсем юных до взрослых мужчин. Причины разные – дали знать о себе старые раны, полученные в боях с советской армией; болезни; несчастные случаи. По одной из легенд, предвидя скорую депортацию в фатерлянд, немецкие невольники решили, что нельзя бросать в объятия беспамятности своих мертвых. И что на могиле сослуживцев необходимо установить католический крест.

Возвращаясь из подземных горизонтов, шахтеры из числа пленных прятали в карман по щепотке цемента, рискуя быть разоблаченными и отправленными в Караганду (что снижало до минимума шансы возвращения домой). Они собирали материал для будущего креста. Через месяц образовался некоторый запас цемента. Ночью немцы сделали форму, залили раствором. Несколько позже, уже с разрешения коменданта лагеря, дос-тавили отлитый крест на кладбище и установили на братской могиле своих соотечественников.

Через четыре десятка лет, при содействии риддерского немецкого общества «Возрождение» и товарищества бывших военнопленных в Германии, этот надгробный знак был рес-таврирован, могила приведена в порядок, облагорожена.

Однако побывав там пару дней назад, уже после написания материала, вынужден констатировать: должного ухода за захоронением сейчас нет. Побурчав, по мере сил автор этих строк выправил покосившийся крест, вырвал побеги малины и чертополоха. И подумалось: все зарастает травой забвения. Похоже, что и наша память подвержена той же участи.

Поведал об этом печальном факте приехавшему в гости хорошему другу Ивану Зайдензалу, вернувшемуся на родину предков в Германию пятнадцать лет назад. В ответ услышал: «А у нас могилы погибших советских солдат в идеальном состоянии. Их надгробия ежедневно протирают, при необходимости даже моют. Спрос за это строжайший».

Перед финальной точкой все же поясню свою сдержанность в материале и позицию относительно пленных немцев, отметившихся в Лениногорске чуть ли не 70 лет назад.

Брат моей мамы Игнат, призванный в армию из алтайского села Советского, погиб в Прибалтике от пули, выпущенной из немецкого «шмайсера». Отец прихрамывал от раны, полученной на подступах к Берлину. Будучи в Польше мне довелось посетить один из лагерей смерти. Увиденное потрясло. В специальных кладовых немцы складировали детскую обувь и горшки. Многие тысячи. Малыши и их мамы полыхали в печах, их пепел тоже аккуратно складировался невдалеке от крематория – для удобрения полей…

Почему же я должен по-человечески относиться к тем, кто приходил убивать, сжигать, зверствовать? Почему я обязан уважать тех, которые попали в плен вовсе не добровольно, а отстреливаясь до последнего патрона, последней гранаты? То есть, они сознательно шли воевать. Большинство из пленных были именно из таковых. Все разговоры о заблудших душах, помутнении разума от речей бесноватого Гитлера – отговорки и вранье.

Почему? История, весь разум человеческий, все накопленные веками ценности морали ответили за меня на этот вопрос: потому что мы – люди!

Вот почему в ближайшие выходные я возьму с собой внуков, прихвачу лопату и грабли и поеду на Круглую сопку, чтобы привести в порядок, по мере хотя бы своих возможностей, захоронения вражеских солдат. Мертвым не мстят. О них только помнят.

Риддер