Общество

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфу

«Только в Степи/Твоя Вечная Родина!» – выбил на безмолвном камне 1300 лет назад первый тюркский поэт и летописец. От этих слов зажглась и разошлась по пространству и времени великая идея о Вечной Эль- Стране, угнездившейся под Вечным Небом на Вечной Земле.

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфуПесня, посвященная Кюльтегину, обращенная к Кок-Тюркам Небесным, современникам поэта, через века и тысячелетие первозданно сохранившая тембр, мелодию и смысл, вырываясь из груди черного камня, и сегодня проникает в душу, волнует сердце до самой его глубины.

Под магией простых этих слов, чарующей песни этой, перед нашим взором, обращенным в прошлое, по-новому предстает Великая Степь. Наши просторы, где есть место и для величественных гор с их альпийскими лугами, и для необъятных ковыльных долин от горизонта до горизонта. И для лазурно-синих озер, и рек, неспешно несущих свои волны из края в край.

Великий камень воздвиг!

«Предками созданная /Земля-Вода, Родина!». Просто, ясно и знакомо звучат слова, которые всегда были на устах дедов, отцов наших и матерей. Имели для них сакральный, вызывающий чистые слезы и глубокое волнение, почти священный смысл. «Ұлы дала!» – говорили они. – Великая Степь! – «Атадан қалған су мен жер!». – Вода и Земля, доставшаяся от отцов!

В них, в этих словах, верность отчей земле, Отчизне, завещанная предками. Святое чувство, пережившее века.

«Я Вечный камень воздвиг/На этой свободной земле Ер-Серов!». Ум древних был глубок. Бумага могла истлеть. Память может подвести. Заветы их потомкам, обернутые в слова песни жаркие, как пылающий огонь, могли кануть в Лету. Как кануло, дойдя из Алтайских гор и прилегающих степей до далекой Европы, буквенное письмо наших предков, древних тюрков, пользуясь которым, кто знает, сколько и на скольких языках исписали бумаг в те временные дали.
«Слову внимайте,/Народы и беки!/Как мы создавали эту Державу – /Я выбил навеки!/И как, заблуждаясь, /Теряли мы эту Державу». В песне, каменной этой книге – история народа тюрков. И завет, предостережение о том, как сложно собрать народ, строить из него единственную свою Страну, устремленную в Вечность. Застолбить, сберечь ее, сохранить для потомков. Отстоять, наперекор всем разломам судьбы, Землю-Воду, доставшуюся от отцов.

Век за веком

«Речь мою слушайте /С трепетным сердцем – /Нас еще ждут /За свободу бои! – Братья… вместе /С … народом моим!»

Прозорлив был поэт, написавший, вернее, выбивший на камне эти бессмертные строки-призывы. Предвидел он, поэт и летописец, сколько ждет боев народ тюрков за тысячелетие, что грядет впереди. И как, век за веком пройдя, придется биться ему за эту Землю-Воду. За ее свободу: «На этой Великой и Свободной /Земле народа Ер-Серов /Я вечный камень Воздвиг!».

Шли века. И по ходу менялись понемногу. Каждое новое поколение, ступившее на эту Землю, походило чем-то на предыдущее, а в чем-то и отличалось от него. Так, рождалось, жило, боролось, одерживало победы, гибло, исчезало, воскрешалось по-своему. А в целом, в сумме и в деталях, повторяли своих предшественников – Тюрков Небесных. Может быть не судьбу их, а доблестный путь, порывы душевные, цели, устремленные в Вечность.

В эпосах, сказаниях и легендах писали свою историю наши предки. Песня о Кюльтегине, вырвавшаяся из камня, на тысячу лет с лишним оказавшегося погребенным под толстым слоем земли, находится в истоке их всех. Пусть они разорваны во времени, между ними лежат века, но будто сшиты одной нитью и прострочены стежкой одинаковой.

Мир подарили

Разные сюжеты у сказаний, эпосов, поэм и надписей на памятнике Кюльтегина. Но у их действующих лиц схожие, если не сказать одинаковые, порывы души, действий побудительные мотивы: посвятить жизнь защите семьи, рода, страны, народа ее, земли родной от всяких внешних угроз и посягательств. И самой природой, и Тенгри-Всевышним, и духом предков все они созданы только для единственной этой высокой задачи.

И тогда, на заре страны тюрков, и после, тысячелетие спустя, в героях, одаренных силою духа и щедростью сердца, в Степи, со всех сторон открытой для всех ветров и поветрий, был большой спрос. Неудивительно потому, что и рождаться спешили герои, и расти, быстрее вступить в бой за дело священное.

Великий тюрок Кюльтегин: «В десять (лет) он взял / «Кюльтегин» – имя громких побед… /И в шестнадцать лет /Он в тюркских героях». Историческая личность и герой казахского эпоса Кобланды: «В двенадцать лет /На пегого тулпара сел, /На себя доспехи надел…». И не из озорства в обоих случаях, не забавы ради. Лаконично и четко ведает об этом Каменная Книга великих тюрков: «В походах великих /Врагов покорили, Народам простым /– Мир подарили…».

На крыльях быстрых

Пролетающие сквозь века крылатые кони-тулпары обеспечивают героям преимущества над врагами. Делят славу с ними, заодно увековечивают собственное имя. Это белый конь Ышбара у Кюльтегина, Тайбурыл – у Кобланды. У первого: «Силик-бек освятил /Боевого коня». Во втором случае – обучал его храбрец Естемес. И тут преемственность традиций.

Не только кони крылатые летят сквозь время, но из глубин веков идут, тянутся, не разрываясь, нити этических и нравственных норм, взглядов на жизнь. Сурово время, строги законы, на лезвии меча висят жизни самих героев. Они храбры, бесстрашны и сильны, но не жестоки. Щадят даже врага кровного, сложившего оружие.

За вероломство, удар в спину. «Кагана кырказов /на месте казнили; /Клятву верности взяв – /Остальных отпустили», – выбил на камне тюркский поэт. Ровно через тысячу лет Каракерей Кабанбай батыр распоряжается отпустить вражеских воинов, сдавшихся на милость победителей, «взяв клятву на черном камне» впредь не выступать против казахов.

Между походами, боями и делами мирными древних тюрков посещают мысли глубокие: «Каганом кто стал — /Тот должник Тенгри-Вечности!». О былом национальном достоинстве, когда «низы» были опорой власти, а «верхи» из них черпали мудрость и силы и заботой их окружали, размышляет в «Книге слов» и великий Абай. Там и здесь речь о взаимной ответственности правителя и народа, «Сыны человеческие смертны», – с грустью сообщает надпись на камне.
С печалью соглашается и Абай: «Всем рожденье и кончина суждены». Все это так, но вечно небо над головой. И Земля-Вода под ним. Вечен народ с его помыслами чистыми, мечтой крылатой, делами ратными и мирными. Все в мире устремлено в вечность.

Полетами стрел

Не только борьба государств важна для древнего автора, но борьба культур, мироощущений и воззрений. Пришла беда, когда, позарившись на щедро отдаваемые «золото, шелк и зелье хмельное», «познавать стали чужие нравы», «освоили чуждые мысли». Незаметно для себя покорились империи коварной и сильной. Покидать стали «Родину ради новых родин», «Силы чужеземцам отдав, рассеиваться полетами стрел».

Осознав, что под игом, «живя, умираешь как народ», тюрки заявили о своем долге не стать чужим самим себе, а сохранить свое имя и свой дух. И восстали. Не потому, что были угнетены. Не терпели они со стороны сюзерена обид никаких. А потому восстали, что не хватало им кагана своего. И державы своей. Свободы и воли для народа.

Они, окруженные врагом со всех сторон, не имея ни тыла, ни союзников, ни надежды на успех, бросились в борьбу. Предпочтя гибель служению чужим. С порывом или брать судьбу в свои руки, или же погубить семя свое и племя: «От предков отречься – /В материнских утробах, /Слезой раствориться /В чуждых народах».

Не ради «золотишка»

Сколько раз за тысячелетие после того поднимали потомки Тюрков Небесных знамя свободы над Землей-Водой своей, доставшейся от предков. Сколько раз выходили на борьбу, нередко неравную, чтобы отстоять ее, не потерять. Бились, гибель неволе предпочтя.

Ради того все, чтобы во веки веков Великую Степь, Отчизну в ней иметь право называть своими. Видеть их только под флагом своим, под началом своего вождя. Никакими «золотишком» и «серебришком» или другим каким добром было нельзя отвратить их сюзеренам и метрополиям от этих священных порывов. Жажда воли и свободы кипела у них в крови.

…Говорят, те Тюрки Небесные были малочисленны. Но значение их в истории человечества было огромным. Этот немногочисленный народ за короткое время сумел создать государство, границы которого сомкнулись в VI веке с Византией, Персией, Китаем и даже с Индией.

Образование его считают (цитирую по Л. Гумилеву) «переломным моментом в истории человечества». Потому что «до сих пор средиземноморская и дальневосточная культуры были разобщены». Тюрки, представляющие активную и подвижную всадническую цивилизацию, дали новый импульс их взаимодействию, ускорили сообщение между ними.

Накопления и идеалы

Но они, тюрки, видели себя не просто посредниками в этом культурном обмене. Общаясь с множеством народов на огромнейшем по тем временам пространстве, развивали собственную материальную и духовную культуру, корни которой уходят в глубокую древность. Считали ее равной известным в мире культурным достижениям Византии, Индии, Персии и Китая.

Для них не было ничего важнее, чем жить в Великой Степи с этими культурными накоплениями, нести дальше идеалы, устремленные в вечность. В Казахском ханстве, ставшем одним из важнейших этапов движения тюркских народов по историческому пути, обогащая и развивая, как самую главную ценность, берегли культурные накопления своих предшественников. И их не стареющие идеалы.

Итак, Кок Тюрки, Тюрки Небесные, дали миру идею «Мәңгілік ел», Вечной Страны. И она, эта бессмертная идея обрела вторую жизнь в стране осуществленной мечты – Независимой Республике Казахстан. В заоблачную поднебесную синь взметнулся ее Государственный флаг. Страна, словно жемчужина, извлеченная из раковины, на карте мира заиграла всеми цветами.

На древней казахстанской земле, доставшейся от предков, история начинает новый отсчет.

Шакерхан Азмухамбетов

Еще новости

Общество

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфу

Нынешний год в стране проходит под знаком 550-летия Казахского ханства. Помимо того, что оно стало настоящим общенародным праздником, еще помогло нам оглянуться назад, в свое прошлое, многое увидеть свежим взглядом. Определить место нашего народа и страны в истории человечества и современном мире. Уверенно, так и хочется сказать, с большой дозой оптимизма, заглянуть в будущее.

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфуВместе с тем, отмечая значение этой годовщины для самоидентификации и поступательного движения вперед по пути дальнейшего развития, многие историки, философы и представители интеллигенции обращают внимание на то, что Казахское ханство является одним из важных этапов непрерывной истории казахского народа, его государственности, уходящей корнями в тысячелетия.

Эстафета

Профессор Синьцзянского университета и Академии общественных наук (КНР) Жакып Мырзахан в эксклюзивном интервью «Рудному Алтаю» заметил, что история Казахского ханства занимает особое место и важное значение на огромном евразийском пространстве. Из этого следует не менее важное международное значение его 550-летия, отмечаемого ныне не только в Казахстане.

– Говоря о времени образования Казахского ханства, нужно учитывать, – говорит ученый, – что история казахов уходит еще дальше, в глубокую древность. В те далекие времена они начали создавать свои государства. К примеру, в китайских летописях содержится описание государства уйсуней, которое во II веке до нашей эры являлось самым могучим среди тридцати шести государств, находящихся западнее Китая. Уйсуни сегодня являются одним из основных племен казахского народа.

В течение тысячелетий племена, входящие в состав казахского народа, такие, как канглы, кыпчаки, кереи и другие, составляли центральное ядро разных государств, образовавшихся в Великой Степи. Образно говоря, они передавали идею государственности друг другу как эстафету.

Акценты

Правильно расставленные акценты в истории казахов, по мнению Мухтарбека Каримова, директора Научного центра исторических исследований им. М. Козыбаева (НЦИИ) в Государственном университете им. Шакарима в Семее, имеет принципиальное значение. Когда Казахское ханство противопоставляется Ак Орде Абулхаира, от которой оно отделилось в 1465 году, осознанно или нет, но «обрубается», «укорачивается» история казахского народа. Вследствие чего она сводится практически только к последним нескольким векам.

Что на самом деле представляла Ак Орда (по другой версии – Кок Орда)? Она была государством дулатов, кыпчаков, аргынов, канглы, кереев, найманов, алшынов и других казахских племен. После распада Золотой Орды в ней сформировалось ядро казахской нации.

Объективный взгляд требуется и на хана Абулхаира, на его роль в объединении разрозненных тюркских племен в единый казахский народ. Для того чтобы произошло это объединение, наверняка потребовалась огромная работа. Так, представим себе: распался такой колосс, как Золотая Орда. На развалинах ее, в том числе на землях Восточного Дешт-и-Кыпчака, появилось немало мелких удельных владений, правители которых называли себя ханами и весьма дорожили своим новым и высоким положением.

Грезы

Абулхаир, возведенный на трон в 17-летнем возрасте, в течение почти сорока лет вел упорную и ожесточенную борьбу, чтобы собрать все эти удельные владения под одним флагом, объединить в единый народ. Видимо, сознавал, что разброд – это путь к гибели нации, дорога в будущее лежит через единение и сплочение. Ведь недаром говорят историки, что избрали его в правители, несмотря на молодость, за ум и храбрость.

Проследив за непродолжительной историей Ак Орды, можно видеть, что она практически истощила силы в этой внутренней борьбе. Но и после того, как все родственные племена были собраны воедино, создано, точнее будет сказано, воссоздано, государство кочевых «узбеков» (к этому термину мы еще вернемся), в нем оппозиционные настроения вызревали постоянно – бесчисленные потомки великого Джучи грезили о своем «автономном» владении и престоле.

Этим вызвано то «жесткое военное правление», в чем некоторые современные историки винят Абулхаира. Окончательно расшатало его трон поражение, которое нанесли ему ойраты в 1457 году. Уместно будет сказать, что улус, собранный им, простирался от р. Яик до о. Балхаш, от Сыр-Дарьи до Тобола и Иртыша. Иными словами, занимал те же территории, что впоследствии при Касымхане.

Еще один взгляд

Бросим последний взгляд на Ак Орду, от которой отпочковалось Казахское ханство. И приведем несколько авторитетных мнений о ее верховном правителе. «Абулхаир был основателем могущества кочевых узбеков Дешт-и-Кыпчака», – подтверждал В. Бартольд.

И далее: «Абулхаир сумел консолидировать племена Дешт-и-Кыпчака». Отмечается, что этот человек «развил бурную деятельность, направленную на построение централизованного государства». Из этого видно, что цели правящих элит Ак Орды и пришедшего ей на смену Казахского ханства были одни и те же, но пути, как бывает нередко, разошлись. Но даже при этом она подготовила хорошую почву под основание следующего за ней Казахского государства.

Писатель, автор исторических произведений, лауреат Государственной премии Казахстана Кабдеш Жумадилов в интервью «Рудному Алтаю» рассказал, как общий предок многих родов, живущих в Восточном Казахстане, Толегетай привел многочисленное племя найман под флаг Керея и Жанибека. То есть принял непосредственное участие в образовании Казахского ханства.

– История хранит имя еще одного нашего предка, –продолжает писатель. – Это Кетбуга, один из влиятельных людей в окружении самого Чингисхана.
Полководец, во главе войск внука Чингисхана Кулагу покорявший персов, арабов, дошел до Иерусалима. Эти люди были крупными родоначальниками, за ними стояло племя найман, народ в немалом количестве. Из сказанного следует, что тюркские племена в разное время занимали ключевые позиции в любом государственном образовании, в том числе и Золотой Орде.

В заключение вспомним свидетельства арабского путешественника ибн Батутты о том, что государственным языком Золотой Орды XIV века был кыпчакский язык, на котором говорят современные казахи. Кроме того, Ак Орда с населением из казахских племен даже во времена наибольшего могущества Золотой Орды проводила независимую от нее политику. Можно сказать, выступала как вполне самостоятельное государство.

Под разным именем

Теперь, как было обещано, вернемся к этнониму «узбек». Улус Абулхаира, от которого отделились султаны Керей и Жанибек со своим народом, в историографии называется по-разному. Например, государством кочевых узбеков. У непосвященного человека невольно появляется недоумение: ведь известно, что узбеки – народ оседлый. Не могут прояснить ситуацию и другие названия Ак Орды, такие как Узбекский улус или Узбекская Орда.

Кто такие эти «узбеки»? Каким образом оказались в улусе Абулхаира? Специалисты кафедры истории и НЦИИ ГУ Семея говорят, что даже для студентов факультета истории бывает нелегко разобраться, что к чему. Долго им приходится объяснять, что данный этноним не имеет никакого отношения к узбекам Средней Азии, титульной нации современного Узбекистана.

Дело в том, что «узбеками» называли тогда племена, составляющие теперь казахский народ: тех же кипчаков, коныратов, найманов, аргынов, уйсуней, кереев, канглы и т. д. Именно они входили в Ак Орду под общим для всех этнонимом «узбек».

А взяли они себе это название по имени правителя Золотой Орды хана Узбека (1282-1341). Сделав небольшой экскурс в прошлое, мы узнаем, что Золотая Орда к 1395 году была разгромлена Тимуром. По прошествии некоторого времени после этого она разделилась на две части. Одна из них получила название Кок Орда и располагалась между Волгой и Доном.

Этноним – в дар

Другая, Ак Орда (Белая Орда) – на восточном Дешт-и-Кыпчаке. Вот здесь со временем обосновался улус Абулхаира. Те, кто ушел с Кереем и Жанибеком, и составили население Казахского ханства, говорят, первое время называли себя узбеками-казахами, затем – казахами.

Здесь может возникнуть естественный вопрос: каким образом этноним «узбек» пристал к народу современного Узбекистана? Все объясняется довольно просто. После распада ханства Абулхаира его потомки, в частности внук Шайбани, в результате более чем тридцатилетней борьбы сумели собрать остатки народа своего деда, в какой-то степени восстановить былое Узбекское ханство.

Однако потерпев поражение от Касымхана, ушли со своими «узбеками», то есть частью оставшихся верными им казахскими племенами в Среднюю Азию. И покоренные ими тамошние народы получили этноним «узбек». Таким образом, население и Узбекского ханства Абулхаира и его внука Шайбани, и Казахского ханства состояло из племен, входивших в казахский народ. Но волею случая в разное время они оказывались в составе разных государственных образований.

Запасы вдохновений

Год 550-летия Казахского ханства стал поистине всенародной площадкой, где идет перекличка веков и диалог поколений. В эти дни, мысленно возвращаясь к минувшим векам, к своим истокам, мы открываем немало «белых пятен» истории, знание о которых небесполезно. И осознаем, что наш народ в своей многовековой истории не единожды пережил времена приливов и отливов, триумфальных побед и огорчительных поражений.

Но народ этот, последний оплот великой кочевой цивилизации, через все тернии упорно шел вперед. И нес с собой, не растерял, несмотря ни на что, запасы высоких вдохновений и одухотворяющих порывов, неугасающих надежд. Безустанно искал пути-дорожки к будущему, где бы следующие поколения могли жить достойно.

И государства номадов, в разные эпохи выступая под разными названиями, сохранили для будущих времен, грядущих поколений самое дорогое и сокровенное – Великую Степь, золотую колыбель нашу, «Жер ұйық», землю обетованную с необъятными просторами, синими озерами, бурными реками, подоблачными вершинами неприступных гор.

Осуществление мечты

Последним хранителем этого поистине бесценного наследия тысячелетий стало Казахское ханство, которое в течение более трех самых суматошных веков сумело сберечь бесценное достояние предков, несмотря на то, что окружающий мир крушил все вокруг, перекраивался и строился заново.

Мир был сложным. Время – тревожным. Но Казахское государство сумело поставить себя равным среди равных. В диалоге между культурами четко был слышен его голос. Нужно отстоять честь народа, будущее поколений – и к этому оно было готово всегда.

Республика Казахстан – это страна осуществленной мечты наших предков. В Государственном флаге, гордо реющем под высоким синим небом, Гимне, торжествующе оглашающем об осуществленной мечте на весь мир, продолжает жить вдохновенная идея «Мәңгілік ел», Вечной страны. Рассказом об этой идее в следующем номере мы завершаем цикл, посвященный 550-летию Казахского ханства.

Шакерхан Азмухамбетов

(Продолжение следует)

Еще новости

Общество

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфу

Небезынтересно посмотреть на события давних времен глазами людей из других стран, наших ближайших соседей. Не забывая при этом, что и эти страны с не меньшим, чем у казахов, интересом стремились в те годы поучаствовать в разделе опустевших вдруг территорий.
Говорят, знакомый нам китайский историк Су Бихай написал книгу в нескольких томах об истории казахского народа. Ее еще не успели выпустить, тем более, перевести на другие языки. Поэтому говорить о ней еще рано. Но в ранее опубликованной «Истории культуры казахского народа» историк, хоть и вскользь, но затрагивает тему, интересующую нас.

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфу

Пристрастия

Кстати, он подтверждает, что Аблай-хан в то сложное время в борьбе со своими противниками сосредоточил всю полноту власти в своих руках. И в связи с этим многие родоначальники приглашали правителей из числа его детей или близких к нему кругов править ими. В качестве примера приводится правление сына Аблая Адила, под властью которого находились некоторые роды Большого жуза, там для Адила был построен даже город. В числе таких приглашенных правителей был и Абульфеиз.

По некоторым сведениям, Су Бихай всю свою творческую жизнь посвятил изучению истории казахов. Прошлое нашего народа у него вызывает серьезный интерес, и он в целом описывает его объективно. Хотя, как только речь заходит об отношениях между государством казахов и китайскими властями, у него берут верх вполне понятные политические пристрастия.

По нему выходит, что в рассматриваемый период казахи пользовались поддержкой Цинской империи Китая в борьбе как с джунгарами, так и против «захватнической политики» России. События подаются таким образом, будто между Аблай ханом и китайскими властями во всем, в том числе и в расселении казахов на кочевьях, освобожденных от джунгар, было полное взаипонимание.

В подтверждение он приводит распоряжение цинской власти 1755 года, которое гласит: «объявить, что принять или нет китайское подданство, казахи вольны решать сами. Что касается (китайских) воинских подразделений, они пусть охраняют границу, им запрещается переходить ее и нападать на казахов».

Шаг вперед, два назад

Между тем из архивных документов, которые приводит историк М. Каримов, можно проследить, какие значительные усилия были приложены китайскими властями, чтобы не допустить возврат казахов на их исторические кочевья, освобожденные от ойратов. В одном из них, относящемся к 1757 году, читаем: «…на границе между кочевьями казахов и ойратов после истребления последних опустело много земель. Ими, перейдя границу, могут завладеть казахи. Хотя и трудно удержать безлюдные места, следует определить и укрепить там границы».

В письме цинского двора, адресованном в 1761 году Абулмамбету и Аблаю, на просьбу казахов о переходе на кочевья в окрестностях Аягоза и предгорьях Тарбагатая, ответили вполне определенно: «Как наша империя может мириться с тем, что эти земли, покоренные силой оружия (китайского), окажутся вдруг в вашем владении?».

Согласно архивным данным, «инфильтрация» казахов на кочевья, находящиеся в джунгарском владении, как ранее было сказано, начались в начале 40-х годов XVIII века. После этого ситуация круто изменилась и казахским войскам пришлось совершать трудные военные походы в предгорья Тарбагатая, Алтая, Шынгыстау и в Семиречье для того, чтобы освобождать их от джунгар.

М. Каримов называет это первым этапом возвращения казахских родов на свои исторические места обитания, что приходится на 1752-1757 годы. Но цинские власти Китая всеми силами старались не допускать их на эти земли. В силу этого, по свидетельству капитана И. Андреева, казахам не раз приходилось отступать от завоеванных позиций. Китайские архивы хранят документы о столкновениях в этот период между передовыми отрядами казахских и китайских войск.

Консенсус

Но эти столкновения, которые нередко переходили в кровопролитные бои, были не с руки обоим сторонам. Китайским войскам, находясь вдали от родины, трудно было удерживать обширную территорию с враждебно настроенным к ним населением.

Китайские власти, помимо всего прочего, опасались, что опустевшие после джунгар обширные территории просто могут отойти к русским, которые были тоже не прочь овладеть ими. В связи с этим им было выгодно принять казахов в подданство и позволить им, находясь под китайским управлением, занять эти земли.

С этого момента для казахского народа представилась возможность решить главный и стратегический вопрос о возвращении его на свои исторические ареалы обитания не силой оружия в противостоянии с мощной империей, а дипломатическим путем. В 1757 году состоялись переговоры между Аблаем и китайским военачальником.

После этого депутации Аблая и Абульфеиза из 20-ти человек отправляются на переговоры в Пекин. Следующее посольство Абульфеиза в столицу Китая состоялось в 1760 году, где китайская сторона выразила недовольство тем, что некоторые роды, находящиеся под властью Абульфеиза заняли без разрешения кочевья на Тарбагатае и Алтынемеле. Но, выразив претензии, все же с «состоявшимся фактом» вынуждены были мириться.

На основе собранных им архивных сведений М. Каримов приходит к выводу, что «принятие» китайского подданства Абулмамбетом и Аблаем было не более, чем дипломатическим ходом. Под его прикрытием им удалось искусно убрать противодействие китайских властей решению самого важного для казахов территориального вопроса. При этом независимость оставалась главной целью, к которой казахский народ шел веками.

Так начинается второй этап расселения казахов на восточных и юго-восточных окраинах казахских земель. Этот этап, по мнению историка М. Каримова, охватывает период между 1762-1780 годами и продолжился до начала XIX века.

Жить натуральным образом

Вопрос о возвращении казахов к своим исконным кочевьям не находил общего мнения также между ними и русскими властями. Российской администрацией богатое природными ресурсами правобережье Иртыша было объявлено российской территорией, и появление там казахов строго запрещалось и пресекалось. Сборник указов Коллегии иностранных дел России в 50-х годах XVIII века пестрит сообщениями о нарушениях казахами этих запретов и столкновениях их с казаками и драгунами, стоящими на охране этих пределов.

Но не только правобережье Иртыша. Русские власти всю опустевшую после джунгар территорию вплоть до Тарбагатайских гор считали землями подвластных им барабинских татар. Следовательно, на их взгляд, они должны были отойти к России. В докладе полковника Родестена на имя генерал-майора Фонвейнмарна от 22 сентября 1760 года сообщается, что в ответ на специальное письмо с этими претензиями Аблай ответил: «Никаких барабинских татар не знаю. Земля наша».

Словом, вокруг земельного вопроса не на шутку кипели страсти. Не меньшее беспокойство у российской администрации вызывали вести о принятии казахами китайского подданства. Они считали, что, помимо всего прочего, казахи могут увлечь под китайское крыло и другие магометанские народы. Чтобы этого не произошло, Коллегия постановила «искусным образом отвратить Среднюю Орду от дружбы с китайцами, представив серьезные резоны». Старались убедить ее влиятельных людей, что находясь в русском подданстве, можно жить «натуральным образом», а в китайском – под «тиранским» управлением.

Коллегия старается удержать казахов Средней Орды ласками, увещеваниями, подарками, и по примеру Китая, пожалованием высоких титулов и званий. Но, как видно, не забывает также о силовом способе решения столь важного вопроса. Так, в начале 1756 года Коллегия предписывает Тевкелеву «секретно узнать, не будет ли какой возможности сделать Среднюю Орду безвредною, сколько для этого требуется войска и, в какое время удобно его прислать» ….

Откуда ушел, туда и вернулся

Вспомним еще раз Шакарима, когда-то под напором джунгар аргынский род тобыкты покинул Шынгыстау. После освобождения его от врага он туда же и вернулся. По такой же схеме происходило возвращение и расселение на былых родовых кочевьях всех казахских родов. Это подтверждается русскими архивными документами.

Так, архивы Омска хранят данные о том, что в 60-х годах XVIII века расселением казахов на освобожденных от джунгар землях по распоряжению Аблая руководил Кабанбай батыр из рода Каракерей. По свидетельству поручика Ивана Оракова, в это время Кабанбай батыр со своим родом находился на летних кочевьях Карата близ русской крепости Звенигорск.

Из документа узнаем, что он же, Кабанбай, от имени Аблая дает указание батыру Райымбеку следующим летом перевести и поселить род албанов на землях у реки Или, в Семиречье. Из китайских источников можно узнать, что осмотром мест будущего расселения казахских родов лично занимался и сам Аблай.
Все эти и другие архивные сведения говорят о том, что возвращение казахов к своим родовым кочевьям осуществлено родоначальниками и влиятельными людьми родов и племен. Но под централизованным управлением верховного правителя Казахского ханства.

Связующие нити

Сегодня, пожалуй, может показаться удивительным, что те устные распоряжения имели такую «юридическую» силу, что на тех местах, где им тогда указано, казахские роды и племена практически живут до сего времени. Род албанов, к примеру, видим сегодня там же, в Семиречье. Потомки Боранбай бия – на территории Жарминского района.

Потомков Актанберды, жырау и батыра, чья песня-мечта о свободе народа в начале нашей независимости пользовалась популярностью на уровне национального гимна, а его кольчуга является ценным музейным экспонатом в Семее, находим в Урджарском районе. Люди из династии самого Абульфеиза также живут рядом с нами.

Летописец Курбангали Халиди в книге «Тауарих Хамса» рассказывает, что в середине XVIII века найманы, руководимые Абульфеизом, дошли до Кульджи, Чугучака (КНР), выше озера Зайсан до Манрака, Сауыра и Сайхана, пройдя через Иртыш до подножий Алтая. Там они живут и поныне. Одним словом, родословные нити каждого человека, род которого обитает на востоке страны дольше двух веков, связывают его с описанными выше событиями и их вершителями.

То время было, как указывал Чокан Валиханов, временем казахского рыцарства. Не случайно Аблай хан ответил китайскому правителю в 1771 году в том смысле, что казахи могут противостоять любому государству, каким бы сильным оно ни было. Именно эта уверенность в собственной силе и решительность в действиях позволили ему отстоять и оставить для будущих поколений прекрасные земли на востоке страны, на которых мы сегодня живем.

Шакерхан Азмухамбетов

(Продолжение следует)

Еще новости

Общество

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфу

Книга «Әбілпейіз» (Абульфеиз) Мухтарбека Каримова возвращает нас ко второй половине XVIII века, когда Джунгарское ханство, доминировавшее в Центральной Азии в течение нескольких веков, сошла с исторической сцены. Теперь перед казахами встала задача занять исконные свои земли, освобожденные от джунгар. Речь в книге идет о территории нынешней Восточно-Казахстанской области.

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфуИз истории известно, что на эти земли претендовали не только казахи. Имела виды на них Цинская империя Китая, к 1759 году успевшая почти поголовно истребить джунгар. И Россия, которая, как мы рассказывали раньше, в самом начале XVIII века, когда казахи, истекая кровью, бились с джунгарами не на жизнь, а на смерть, по Иртышу строила крепости и форпосты, фактически проводя пограничную линию.

Передислокация

Трудно представить сегодня, каких дипломатических усилий и политической мудрости стоило правителям Казахского ханства осуществление этой мирной и вполне объяснимой задачи расселения народа на извечно своих землях, освобожденных от захватчиков. Двум империям, между которыми теперь с глазу на глаз осталось Казахское ханство, выгодно было назвать эти земли джунгарскими, а после их ухода с исторической арены – ничейными. И, соответственно, предъявить на них свои политические и иные права.

Для того, чтобы разобраться насколько были резонны у казахов претензии на эти территории, нужно ответить на вопросы: когда они ушли c этих земель и когда их заняли джунгары? Как видно из рассматриваемой нами книги, у историков-исследователей мнения на этот счет заметно расходятся.

Здесь, на наш взгляд, будет уместно сделать экскурс в историческое прошлое. У историков-исследователей нет двух мнений по поводу того, что в XII веке и начале XIII от реки Орхон на территории современной Монголии до Алтайских гор, верхнего и среднего течения Иртыша, Калбинских и Шынгыстауских хребтов обитали роды племени найман. К востоку от них – кереи.

Уход этих крупных племен из насиженных веками мест ряд историков объясняют, как видно, нашествием Чингисхана. И на самом деле, воины из покоренных племен пополнили монгольские войска, а народ в общем мощном и стремительном потоке двинулся на запад, заняв новые кочевья от Семиречья и Средней Азии до реки Яик. Такая передислокация произошла практически со всеми родственными тюркскими кочевыми племенами.

Вне рамок

В связи с этим у ряда историков существует мнение, что после этого Алтайские предгорья и прииртышские степи отошли под кочевья монголов. Этой точке зрения, однако, «оппонирует» история государства Моголистан (XIV-XVI вв.), одного из предшественников будущего Казахского ханства. Оно занимало территорию, как утверждают, от Сыр-Дарьи, Семиречья и Иртыша до Восточного Туркестана (в Китае).

Основное ядро его населения составляли тюркские племена: дулаты, кереи, канглы, уйсуни и другие. Из этого можно предположить, что после нашествия Чингисхана массового, подчистую, исхода этих племен, тем более одновременного, не произошло. Одни роды ушли, другие остались.

Есть на этот счет и другая точка зрения. Согласно ей племена, обитавшие на этих горностепных просторах с древнейших времен, были вынуждены уйти, оставив их ойратам, вследствие трагических событий 1723 года, в народной памяти оставшихся как Великое бедствие. Но в истории есть моменты, которые не вписываются в рамки этого утверждения. К ним мы еще вернемся.

Иного взгляда придерживается Мухтарбек Каримов. По мнению историка, казахские племена кереи и найманы на исконных своих территориях в Семиречье, на южных склонах Тарбагатая и побережье Иртыша, находились до начала XV века. После этого с усилением давления со стороны воинственных племен ойратского объединения были вынуждены уступить им эти кочевья, ища себе новые географические пространства.

Кит у реки Беска

Следовательно, монгольские племена, впоследствии объединенные в Джунгарское ханство, владычествовали в этих краях 350 лет. Примем это к сведению. Но, на наш взгляд, будет небезынтересно посмотреть, как жилось им на доставшихся от наших предков землях.

Источники, ссылаясь на отчет русского посольства Байкова в Китай, рассказывают, как в 1654 году хошот-калмыцкий Аблай-тайдши (не путать с Аблай-ханом) недалеко от будущей Усть-Каменогорской крепости, у реки Беска начал строить «укрепление между скалами. Для этого выписал работников из Китая».

Спустя 80 лет, в 1734 году, экспедиция Миллера и Гмелина нашла здесь лишь развалины города Аблайкит с храмом и, судя по всему, былой богатейшей библиотекой. Дальше на своем пути мимо озера Зайсан Байков встречал такие же храмовые строения. Такие же киты (монастыри) в 1670-х годах построили Учурту-тайдши и элютский хан Бошокту.

Судя по всему, недолго просуществовали все эти и другие монастыри. Одни разрушались в междоусобных войнах монгольских племен, другие в кровопролитных боях с киргиз-кайсаками, то есть, казахами, в 1680-х годах.

Бились и… побеждали

Русские источники называют также местность под названием Джалин-Обо к югу от Иртыша, связанную с именем некоего князя, правившего там с 1680 по 1700 годы, вассала одного из монгольских эрденикун-тайдши. Князь этот, как сообщают, в 1702 году был побежден киргизами (казахами) и бежал в горы на восток.

Эти и другие сообщения русских источников, на наш взгляд, дают повод считать, что разные ойратские роды и племена присутствовали в этих краях, во-первых, задолго до года Великого бедствия. Во-вторых, все вожди племен начали осваивать завоеванные территории, строить там храмовые городки в одно и то же время – не ранее, чем в середине XVII века. Кроме того, периоды правления этих вождей на этих землях и существования строений, храмов, крепостей, оказываются одинаково краткосрочными – несколько десятков лет.

Немаловажно, что на Иртышском побережье, оставленном найманами и кереями раньше или позже, все еще продолжали жить киргиз-кайсаки. Чувствовали себя силой, сражались, нередко одерживая победы.

Сюрпризы

Обратим взоры на Сибирское ханство, образованное в результате распада Золотой орды в конце XV века со столицей Чинга-Тура (Тюмень). Население его состояло из тюркоязычных племен, среди которых главенствующая роль принадлежала, как сообщают источники, племени керей. Ханство занимало земли по среднему течению рек Иртыша, Тары, Тобола и Туры.

Ранее мы рассказывали, что после окончательного разгрома русскими Сибирского ханства в конце XVI века его тюркоязычное население массово переезжает в родственное им Казахское ханство. На освободившихся после них землях с согласия российской администрации в Сибири начали селиться ойраты (джунгары) и занимать долину по берегам Иртыша.

Так, у восточных границ Казахского ханства возникла напряженная ситуация. Русский историк И. Златкин писал, что в этот период ойротские князья пытались заручиться поддержкой России в их борьбе с Алтын-ханом и казахами. Возможно, именно этот период является временем их прочного закрепления в этом краю.

В связи с этим, напомним читателям и о посольствах монгольского Алтын-хана и ойратов в Москву в начале XVII века. И об объединении монгольских племен вскоре после этого в мощное Джунгарское ханство, способное преподнести неприятные сюрпризы любому противнику.

Кетбуга и Толегетай

Резюмируя сказанное выше, можно считать, что уход с насиженных мест значительной части найманов и кереев после нашествия Чингисхана не вызывает сомнений. Они были вовлечены в это глобальное движение. Не случайно, наверное, что одного из праотцов найманов, мудрого бия, выдающегося полководца Кетбугу мы видим в ближайшем окружении самого потрясителя мира. Другой наш предок – Толегетай – в час образования Казахского ханства стоял рядом с Кереем и Жанибеком. Считается, что под их знамя поставил племя найманов.

Прав М. Каримов, считая не одномоментным исход из предгорий Алтая и берегов Иртыша племен, обитавших на них веками. Продолжали они, наверное, уходить по мере усиления на них давления и в начале XV века в связи с ослаблением Моголистана, как считает автор.

Случилось это в середине или конце XVII века, когда набравшее небывалую боеспособность новообразованное джунгарское ханство окончательно закрепилось в этом ареале и стало понятно, что локальными сражениями его не одолеть. Вероятно также, что окончательный исход народа состоялся в период Великого бедствия.

Заметим: основная масса найманов, кереев и аргынов занимает ныне те же места обитания, что и много веков назад – территорию Восточного Казахстана. Но отдельные их роды живут во многих районах нашей страны. Надо думать, разными историческими поветриями и в разное время занесло их на разные географические широты, где они обжились и укоренились.

Инфильтрация

Вернемся к нашей теме. Напомним: Цинская империя Китая окончательно расправилась с ханством и народом джунгаров в 1759 году. Считалось, что освобождение исконных казахских кочевий произошло именно после этой даты. На основе народных преданий и сказаний, подкрепленных письменными источниками, М. Каримов доказывает, что за возвращение народа в эти края казахские правители взялись несколько раньше.

Началом этого процесса послужило соглашение, заключенное между казахами и джунгарами в 1743 году у реки Аягоз, по которой в то время проходила восточная граница между двумя ханствами. Тому, помимо легенд и преданий, автором приводится достаточно письменных свидетельств.

Например, некий В. А. Моисеев оставил запись: «…в 1744 году началась инфильтрация казахов в джунгарские пределы». О том, что после договоренностей с хунтайджи казахский хан Абульмамбет начал кочевать все дальше в сторону Сибири, сообщал в письменном донесении в 1743 году и
И. Неплюев, под Сибирью имея в виду горы Шынгыстау, до этого остававшиеся под джунгарами.

В этих горах есть отроги Орда и Хан, подобные названия обычно было принято связывать с именем Чингисхана. Каримов находит письменные подтверждения тому, что после соглашения 1743 г. Аблай-хан на короткое время занимал эти отроги. И гору, где стояла его ставка (орда), народ стал называть Ордой.

По свидетельству русского историка Н. Попова, это было время наибольшего могущества джунгарского хана Галдан-Церена, который «войск своих мог выставить до 80 тысяч человек с огненным оружием». Власть его была еще сильна, на какие-либо уступки он мог и не идти. Кто знает, соглашение 1743 года было началом осознания, хотя и опоздавшим, этими двумя народами своей исторической миссии в Великой Степи.

Шакерхан Азмухамбетов

(Продолжение следует)

Еще новости

Общество

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфу

Какое место занимали султаны и тюре в истории Казахского ханства? На каких принципах строились и как складывались их отношения с титульной нацией государства – казахами? Эту проблему затрагивает книга «Абульфеиз» профессора Государственного университета им. Шакарима (г. Семей), директора Научного центра исторических исследований им. М. Козыбаева Мухтарбека Каримова, изданная в преддверии 550-летия Казахского ханства. Она содержит сведения, ранее малоизвестные широкой публике и наводит на размышления.

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфу

Не силой оружия

Согласно данным переписи, проведенной русскими властями, в конце XIX века в двадцати уездах Казахстана числилось около 28 тысяч человек, представляющих собой институт тюре. Численность этнических казахов в тот период перевалила за четыре миллиона.

Соотношение говорит само за себя. Нет оснований думать, что ранее, во времена существования казахского ханства, соотношение между ними было другое. В связи с этим возникает вопрос: как эта немногочисленная группа людей сумела не раствориться в течение многих веков в среде огромной массы народа, покоренного когда-то их далекими предками?

Мухтарбек Каримов ищет ответ на этот вопрос. По его мнению, в обществе кочевников, где практически каждый человек был вооруженным воином, силой оружия удерживать власть было просто невозможно. Феномен «долгожительства» сословия тюре в среде, практически им не родственной, объясняется тем, что в Степи интересы правящей элиты в лице ханов, султанов и казахского народа, кем они были призваны руководить, во многих жизненных реалиях и в особо важные исторические моменты имели немало точек соприкосновения.

Ступеньки

Этим обоюдным интересам в равной мере отвечали принципы степной демократии, наделявшей всех, кто составлял казахский народ, определенными правами и обязанностями. Ханы создали впервые казахское ханство, его административную систему. И путем эффективного управления обеспечивали военную мощь государства. Что касается биев и султанов, то они руководили жузами и племенами, подвластными им, защищали их интересы. У родоначальников были соответствующие своему уровню обязанности.

Таким образом, этой трехступенчатой структурой власти было определено место каждой из правящих элит, между ними обеспечено равновесие. Государство в целом получило устойчивость. Что касается жырау-сказителей и батыров, то и они занимали свое место в социальной иерархии. Выступая от имени народа и в его интересах, служили связующим, цементирующим звеном между народной массой и теми, в чьих руках находится власть.

В силу этого не была абсолютной верховная ханская власть. Скажем, степной правитель в казахском ханстве не мог передавать власть по своему усмотрению одному из наследников, как это было принято в монархических европейских странах.

В этих условиях институту тюре, чтобы сохранить за собой высокое положение в обществе, не выпуская из рук бразды правления, данное ему древним уложением «Яса» Чингисхана, требовалось защищать свою идентичность, то есть социально-культурные отличия от титульной нации, составлявшей неоспоримое большинство. Основному населению, казахам, в лице хана и султанов нужно было сильное правление, чтобы сохраниться как народ, успешно вести борьбу с внешним врагом. Интересы сошлись.

Из «чужих» жен не брать!

Кроме того, тюре составляли закрытую, эндогамную группу. Не брали жен из среды «черной кости». Также как за этнических казахов не выдавали своих дочерей. Одним словом, не стремились вступать с местным народом в генеалогические отношения. Такое положение в течение многих веков соблюдалось неукоснительно.

Эндогамные ограничения действовали и в отношении женщин из числа «белой кости». Выходя за человека не из «белой кости», они лишались привилегий, положенных им как представительницам своего, высшего сословия. Женщина же из «черной кости» при вступлении в брак с ханом или тюре автоматически становилась «ханшей». При этом в полигамной семье султанов и тюре было принято брать первых жен из своей среды, то есть из числа чингизидок.

Помимо этого, тюре и султаны пронесли через века атрибуты этнической идентичности: родословную, уран (боевой клич), знамена, родовую тамгу. Они имели общий для них уран «Архар». Между собой различались по цвету знамен. Знамя красного цвета, считающееся престижным и дающее преимущества над другими ветвями чингизидов, носили сыновья хана Абульмамбета.

«Белознаменными» были потомки хана Турсына. По некоторым сведениям, Аблай-хан выступал иногда под стягом голубого цвета, иногда – полосатого.

Меритократия

Все это позволяло институту тюре во всех странах, где правили потомки Чингисхана, в том числе в казахской Степи, на многие века сохранить привилегированное, если не сказать – господствующее, положение. В этом отношении, на наш взгляд, чингизидов можно сравнить с рюриковичами на Руси. С той лишь разницей, что тех, согласно легенде, пригласили на княжение, а этим власть и положение в древности обеспечили предки силой оружия.

Будущего хана избирали на многолюдных курултаях бии, батыры, правители родов. При этом придерживались принципа меритократии, что позволяло передавать власть в руки самого достойного. То есть трон доставался не тому, кто родовит или кто любим самим ханом, а тому, кто способен обеспечить лучшее руководство государством и надежную защиту его населения. Только такой претендент мог заручиться поддержкой большинства «выборщиков».

Так, после хана Абульмамбета власть была передана не кому-нибудь из его сыновей, а Аблаю, который не был прямым престолонаследником. Также после Аблай-хана степная аристократия – бии, батыры – отвели кандидатуру его сына Касыма, предпочтя ему другого претендента – Уали. На случай, если кто-то воссел на трон, но не смог оправдать того, что от него ожидал народ, существовали «механизмы» отлучения от власти.

Возвышать и… смещать

Те люди из «белой кости», кто не были вовлечены в управление народом не занимали, во власти какую-либо должность, назывались тюре. Но и они, не зависимо от этого, сохраняли за собой привилегированное положение в обществе. В то же время это довольно высокое место в социальной иерархии общества было связано только с их происхождением и не носило имущественный характер. Поэтому не могло обеспечить им заметные преимущества перед остальным населением.

Это утверждение нашего источника подтверждается словами Чокана Валиханова. Он писал: «…относительно влияния на массу султаны не значили ничего. …
Все управление народа находилось в руках старейших родоначальников, и ханы их были только исполнителями воли народной. В случае же неудовольствия черная кость могла их сместить».

Как видно из этого же источника, в последний период жизни Казахского ханства эта ограниченность власти была ликвидирована Аблай-ханом. Он укрепил ханскую власть, «…совершенно утвердился на троне», прибрал к своим рукам многие полномочия родоначальников. Вполне возможно, что такие резкие изменения в управлении народом были вызваны крайне обострившейся военно-политической ситуацией того времени.

Кто-то из родоплеменной элиты сопротивлялся этому, кто-то поддержал. Но в конце концов, время хана Аблая для казахов стало веком рыцарства, подвиги его – легендой, имя – боевым кличем. По-другому, как считает Мухтарбек Каримов, сложилась политическая судьба хана Младшего жуза – Абулхаира.
Тем, что выступая от имени народа, на самом деле не считаясь с его волей, практически не советуясь ни с кем, пошел на одностороннее соглашение с русскими властями и присягнул на подданство России, в глазах населения и правящей элиты он подорвал свой авторитет. Это и привело к краху его политической карьеры, и после него настроило народ против его сыновей-наследников.

«Нет земли без горки»

Хотя внутренние проблемы регулировали и решали старейшины-родоначальники, в сознании народа крепко-накрепко укрепилось мнение, что во главе каждого рода, племени в обязательном порядке должны стоять выходцы из сословия тюре. В подтверждение этого в народе имела хождение пословица: «Нет земли без горки, нет общины без тюре».

Поэтому новообразующиеся ветви родов и племен или отделившиеся от общего ствола, для правления над ними приглашали потомков ханов и султанов.
Бывало, как указывает наш источник, что и сами тюре предлагали себя в правители над общинами. Встречались также случаи, когда султаны одного жуза правили родами в другом жузе. Также как казахские ханы или их престолонаследники занимали трон в других среднеазиатских государствах. На них, по-нынешнему говоря, был спрос.

Учитывая это, ханы, тюре и султаны на обучение и воспитание своих детей обращали большое внимание. Они были обязаны, условно говоря, знать нравы семи народов, говорить на семи языках. Иметь подготовку в военной, политической, дипломатической сферах. Для этого им в наставники привлекали умных, мудрых людей страны проживания. В прежних Акорде, Могулистане, улусе Абульхаира и среднеазиатских странах их называли «аталык».

В Казахском ханстве воспитанием будущей правящей элиты занимались бии. Предания говорят о том, что хан Старшего жуза Джульбарс прошел «школу» Казыбека-бия, Абылай – Толе-бия. После них Абульфеиз султан и его сын Когедай достигли уровня правителя улуса и видного политического деятеля благодаря их наставнику Боранбаю из рода каракерей племени найман.

В связи с этим стоит вспомнить Конфуция, у которого сыновья высоких сановников учились древнейшему своду норм и ритуальных церемоний, и Аристотеля, чьи уроки проходил Александр Македонский. Все культуры в мире переплетаются между собой.

Не сходя с седла

Мухтарбек Каримов обращает внимание на близость позиций и согласованность действий между султаном Аблаем и его двоюродным братом ханом Абульмамбетом (1734-71). Аблай, пользуясь тем, что его поддерживали влиятельные батыры и бии, а Абульмамбет, верховный правитель, предоставлял ему полную свободу действий, мог принять важные военные и политические решения, независимо ни от кого.

При этом, несмотря на попытки внешних сил рассорить их между собой, он не пошел на конфликт с братом из-за ханского трона. Дела государственные и судьба страны для них были выше корыстных интересов и личных амбиций… .

По мнению автора, это было время отчаянной борьбы не только против сильного внешнего врага. Конфликт между кочевым образом жизни и оседлостью, продолжавшийся в Великой Степи Евразии тысячелетиями, в XVIII веке достиг своего апогея. Место кочевой цивилизации должно было занять технократическое развитие.

Кочевники, когда-то вышедшие на историческую сцену верхом на коне, должны были, не сходя с седла, отойти в анналы истории. А институту тюре, сложив с себя правящие полномочия, предстояло стать просто этнографической группой.

Шакерхан Азмухамбетов

(Продолжение следует)

Еще новости

Общество

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфу

Много слышал о родословной у казахов – шежире. После публикации в вашей газете остались вопросы. Какое практическое значение оно имело или имеет в жизни народа, для чего его приходилось создавать и хранить в памяти? Какие шежире из прошлого сохранились?
Андрей, г. Шемонаиха

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфуНачнем с того, что родословие в целом было частью общей человеческой культуры. Родословную вели все народы. О родословных сборниках княжеских, графских, баронских и просто знатных дворянских фамилий упоминает писатель, филолог Ираклий Андроников. Их, хранившихся в библиотеке Пушкинского Дома, были сотни!

Извечный вопрос

Китайский историк Су Бихай, ссылаясь на сведения энциклопедических изданий, считает, что казахский народ составляют из более двухсот родов, каждый из которых имеет свое шежире. В ученом мире существует мнение, что начало рождения родословных у казахов относится к VII веку нашей эры. И все ныне существующие являются их продолжением.

Таким образом, по мере разветвления родов и племен множится количество шежире. Утверждают, что отдельно вели свои родословные ханы Касым, Есим, Самеке и Абульмамбет и другие, их потомки пользовались своими, дополненными шежире. Объединялись в роды и вели свои шежире и тюленгуты, о которых шла речь в предыдущей публикации. Так же, как и люди рода ходжа.

Заметим: в настоящее время наблюдается особое увлечение этой традицией, по известным причинам прерванной на многие годы. Они стали собирать сведения о своем происхождении, интересоваться прошлым. При этом вряд ли существуют какие-либо практические цели. Просто перед каждым стоит извечный вопрос: кто мы, зачем в этом мире, откуда и куда идем?

Хочет человек «пристать» к близкой к нему ячейке общества, чувствовать себя в ней, как в родном доме. Поближе узнать предков, проследить, чем и как они жили, в чем видели смысл своего существования. Среди нас сегодня живут прямые потомки многих исторических личностей: ханов, биев, батыров, которые в прошлые века боролись за свободу и независимость казахского народа.

По существу, былая слава далеких предков не дает никаких дивидендов теперешним их потомкам. Известный поэт Олжас Сулейменов называет своим прямым предком в двенадцатом колене воспетого в сказаниях и эпосах Кобыланды-батыра. Но собственное имя, известное всему миру, он создал своим поэтическим даром.

Маврийская дубрава

Предназначение родо-словия, на наш взгляд, состоит в том, чтобы люди не уподоб-лялись лицам, не помнящим родства. Нужно знать свое происхождение, своих предков и, если есть повод, гордиться ими. Сказал же Александр Сергеевич Пушкин, что великими предками должно и нужно гордиться.

В недалеком прошлом каждого отдельного человека казахи рассматривали в качестве носителя чести своего рода, что возлагало на него определенную моральную ответственность. Рассказывают, что когда имена многих известных людей прошлого были под запретом, Шот-Аману Валиханову, ныне живущему среди нас потомку Аблай-хана, известному скульптору, один из его знакомых заметил: «Я боюсь твоей фамилии!».

– Еще пуще боюсь я сам, как бы ненароком не навести тень на нее, – отреагировал этот умный человек.

Ну вот, выучили мы имена предков до семи колен, а может быть, и до десяти, пятнадцати. И что дальше? Ведь род этим не ограничивается. У этих семи или десяти были братья, сестры, племянники. Из других родов брали жен, выдавали дочерей. Нити родства ведут в другие роды и племена, переплетаются так, что все они оказываются в одной неразрывной связке. В итоге, как говорил Василий Розанов, получается не только генеалогическое дерево, а впрямь маврийская дубрава.

Известный тюрколог, академик Сарсен Аманжолов указывает, что до ХХ века жили знатоки, которые знали наизусть родословную всего казахского народа. При этом ученый замечает, что нередко родословные встречаются в разных вариантах. Случается, когда одно и то же племя можно обнаружить одновременно в составе разных жузов или даже других тюркских народов, один и тот же род – среди разных племен.

Такое смешение родов и племен, по мнению ученого, могло произойти в древности по разным историческим причинам: в начале новой эры – вследствие походов гуннов, в XII-XIII вв. – господства каракытаев, монголов. Но такое положение нисколько не умаляет значение родословных и не снимает необходимости его изучения в научных целях. А именно – для выяснения этногенеза народа, то есть его происхождения.

Алтайская высь и буйный Иртыш

Но разговор о научном их значении оставим ученым. Расскажем, отвечая на вопрос нашего читателя, для чего в старину были нужны казахам эти родословные. Хотя, на наш взгляд, их практическое значение в прошлом и научное сегодня перекликаются между собой и связаны неразрывно.

В одной из своих прежних публикаций речь шла о кочевьях и маршрутах передвижения между ними, которые были закреплены за теми или иными родами и племенами. Чтобы свободно пользоваться этими территориями и путями перекочевок, семье или семейству, наверное, требовалось иметь доказательство своей принадлежности к тому или иному роду и племени. Без выверенного и общепринятого шежире тут никак не обойтись.

Для предметности разговора обратимся к Шакариму. Он описывает, как род тобыкты из племени аргын, уходя от преследования джунгаров в начале XVIII века, дошел до рек Тургай и Иргиз на западе Казахстана. (Предкам поэта, родившимся там, по названиям тех рек дали имена Торгай и Ыргызбай).

Возвратившись в родные места под началом батыра Мамая после освобождения казахских земель, они видят, что их исконные родовые кочевья на Чингистау заняли найманские роды матай и уак. И чтобы вернуть их себе, потребовалась муд-рость Кенгирбая-бия. Сколько информации в коротком эпизоде об исторических событиях и конкретных людях!

Генная память, зафиксированная в шежире, является историчной изначально. В Большой надписи Кюль-Тегина, написанной более 1300 лет назад, читаем: «Мы перешли/ Алтайскую высь,/ Мы переплыли/ Буйный Иртыш» …

Сколько раз после этого под давлением внешних сил приходилось покидать тюркам, нашим предкам, родные эти места, переходя Алтайскую высь и переплывая буйный Иртыш. И сколько раз потом удавалось им возвращаться, ценою немалых усилий и жертв, надо сказать. Сегодня здесь живем мы, их потомки. Последний раз их вернули нам казахские ханы, бии и батыры, собрав в кулак силу и мощь всего народа.

Ветвь общего ствола

Как видим, родословие в одном пакете со сказаниями, легендами, преданиями, родовыми тамгами, выбитыми на скалах, сообщают, где жили наши предки в определенное историческое время, что им выпало пережить. Иными словами, выполняют функцию этногеографии народа.

По мнению многих исследователей, родовые тамги, запечатленные на камнях, дают информацию о расселении древних племен, обозначают границы мест их обитания. По дополнительным знакам, нанесенным на них, можно узнать о слиянии или разделении племен. Есть мнение, что некоторые тамговые знаки позднее в качестве букв вошли в алфавит тюркского (орхоно-енисейского) письма.

Заметим: о том, что казахский народ состоит из трех жузов, сегодня знает каждый. Но на их происхождение существуют разные взгляды. Многие видят в нем фактор разделения, разобщения единого народа и относятся к этому фактору крайне негативно.

Сарсен Аманжолов слово «жуз» выводит из арабского одноименного корня, означающего «ветвь общего ствола». Ұлы жүз, таким образом, – старшая ветвь, Орта жүз – средняя, Кіші жүз – младшая. По его мнению, эти три жуза представляют собой три союза племен казахов, которые начали образовываться в период тюркского каганата (V-VIII вв.) и в основном успели оформиться в X-XII веках.

От Карши до Шакарима

Автор обращает внимание на арабские источники X века, где отмечается деление населения долины Сыр-Дарьи на три жуза. Речь, скорее всего, идет о племенах, составивших позже казахский народ, так как среди других тюркских народов подобного деления не встречается. По мнению ученого, эти три союза племен, обитавших на территории Сибири, Казахстана и Средней Азии задолго до нашей эры, составили основу будущего казахского народа.

Организующим же ядром этого народа ученый видит племена уйсунов, канглов, найманов, кереев, алшынов и других. Словом, на основе своих исследований известный тюрколог приходит к заключению (цитирую): «Мы не сомневаемся, что казахские племена происходят от одного корня».

Отвечая на вопрос нашего читателя, можно сказать: назвать все родословные, существующие у казахского народа, практически невозможно. Большой перечень их дает, впрочем, китайский историк Су Бихай. По нему, первое известное в истории казахов шежире составлено Жамалом Карши, который жил в г. Алмалыке у реки Или (XIII в.). Существовали родословные, собранные в XVI в. Мухаммед-Хайдаром Дулати, в XVII – Кадыргали Жалаири.

В период Казахского ханства появился целый ряд родословных. Наиболее полным среди большого перечня, по мнению ученого, было «Шежире казахов», которым было охвачено время от XIII до XVIII веков. Со ссылкой на Чокана Валиханова утверждается, что ханы Касым, Есим, Самеке, Абульмамбет и их потомки пользовались своими родословными. Они, как утверждает автор, ныне хранятся в разных архивах СНГ.

Сбором сведений об этническом составе казахского народа и составлением родословных занимались Чокан Валиханов, Шакарим, Машхур Жусуп Копеев и многие другие. Казахи, в настоящее время живущие в Китае, из двух десятков рукописей родословных, которые удалось сохранить и пронести через века не одному поколению, издали книгу-свод шежире.

В заключение можно сказать, что современные казахи смотрят на родословные как на одну из древних традиций своего народа. Видят в нем важнейший элемент степной культуры. Хотя сегодня времена другие, и в теперешних условиях жизни не всему, что выработано веками, можно найти применение, все же родословие на обочине жизни не остается.

Люди придерживаются принципа «жеті ата», согласно чему все, кто имеет общего предка на седьмом колене, являются ближайшими родственниками. Можно сказать, первичной ячейкой родового общества. И из множества таких ячеек, которые роднят людей, скрепляют общество, в конечном счете, состоит весь народ.

Шакерхан Азмухамбетов

(Продолжение следует)

Еще новости

Общество

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфу

Со всех сторон света, пробивая глухие стены из веков и тысячелетий, доносятся до нас голоса наших предков, растворенные в вечности. Услышать бы нам, вслушаться и вникнуть в смысл их речи, разбирая в ней каждое трепещущее живое слово. И по ним, словам этим, как по следам, отпечатанным на свежевыпавшем белом снегу, пройтись по стопам их, стараясь постичь, кем были они, где, как и чем жили.

От Касыма до Аблай-хана:  через тернии к триумфуСлова, пережившие века, рассыпанные в дальних или ближних мирах, подобны звездам на небе. По ним, как путник по ночным небесным телам, можно определить, когда и где находился их давнишний носитель и с кем общался. Они как метки, которыми отмечал тот или иной древний народ путь своего движения по временному и земному пространству.

Искорки

Начну заметку с одной занимательной загадки: какими лингвистическими нитями казахский народ в прошлом был связан с Индией? Поводом для такой постановки вопроса послужил список из нескольких десятков слов, совершенно одинаковых по звучанию и смыслу на языках урду-хинди и казахском. В нем больше всего поразило присутствие слова «тамаша», что там и тут передает один и тот же смысл: «развлекательное мероприятие». Кстати, эстрадная развлекательная телепередача «Тамаша» в нашей стране и сегодня пользуется большой популярностью.

Можно было бы предположить, что занесли те слова, общие для двух неродственных языков, великие моголы из Средней Азии, которые появились в этой стране в период образования Казахского ханства и правили Индией более трех веков. Но если послушать выдающегося политика Индии Джавахарлала Неру, тюрки-кочевники временами и ранее оказывали давление на эту южную страну. Из-за чего, по его словам, и сегодня заметно влияние тюркского языка на северные диалекты индийского.

Но это еще не все

Лет двадцать тому назад привел меня в изумление японец, который сообщил в печати о некоторых словах, звучащих одинаково на японском и казахском языках. И смысл у них совпадал полностью, один к одному. Среди них, помнится, обожгло слово «от», что у них, что у нас означающее «огонь». Как перебросило через моря в далекую островную страну эту пылающую искорку родного нашего языка?

Не одним ключом

Скажем сразу: для нашей темы важны не отдельные экзотичные вбросы, а система взаимоотношений, в том числе языковых, наших далеких предков с окружавшим их внешним миром.

Так, видно невооруженным глазом, что казахский язык густо населен арабизмами. Без влияния ислама тут, естественно, не обошлось. Но как затесались в ряд лексических единиц, вошедших в язык через эту религию, слова житейские, как, скажем, хияр-қияр (огурец), саат-сагат (время), исьм-есім (имя), хал-хал (состояние, самочувствие), мумкин-мүмкін (возможно) и десятки, сотни других?

Здесь тоже имеется загадка, которая, как говорится, одним «ключом» не открывается.

И еще: книжку отнюдь не тонкую представляет собой словарь персидско-казахских заимствованных слов. Это, вроде бы, объяснимо. Праотцы этих народов еще с древних времен, как известно из истории, были связаны военными, торговыми, дипломатическими отношениями, которые продолжались и во времена Казахского ханства.

На арабском и персидском писали ученые, выходцы из Степи. В научном мире существует мнение, что бассейн реки Сыр-Дарья сыграл в истории региона ту же роль, что Нил для Египта, Тигр и Евфрат для Месопотамии. Также обильно орошен ареал и «водами» культурными. Скажем, аль Фараби из Отрара, получивший имя «Второй учитель» после Аристотеля, по всеобщему признанию, синтезировал ценные достижения арабской, персидской, греческой, индийской и тюркской культур.

Приводят слова, дошедшие из седой древности, смысл которых сводится к тому, что арабский язык – для познания тайн вечности, персидский – для поэзии, а тюркский – для лексики воинской. Изречение может таить в себе тот смысл, что тюрки выступали не только пользователями чужих языковых достижений, но неустанно, бок о бок с другими, трудясь на языковом поле, внесли в него свой весомый вклад.

Визитная карточка

Заметим: особый колорит создают арабско-персидские вкрапления в поэзии Абая. Пользуясь ими, великий поэт знал, что для его народа они близки и понятны. У казахов увлечение персидской поэзией всегда было столь высоко, что для восприятия элементов речи и понятий, имеющих в ней хождение, затруднений не могло возникать.

При этом есть основание думать, что соприкосновение и взаимодействие этих языков происходили не только в «верхних этажах» бытия – науке, поэзии, государственных делах. Вовлечены были в них, так сказать, широкие народные массы. Европейские путешественники оставили свидетельства того, что кыпчакский (куманский, тюркский) язык как средство общения между народами значительной части Азии в средние века пользовался немалым спросом.
Флорентийский купец Франческо Пеголетти говорит, что для поездки в XIV веке н.э. по государствам Средней Азии, персидскому, халдейскому (иракс-
кому) царствам, ему потребовалось выучить кыпчакский язык, широко употребляющийся в этих странах. О том же самом пишет испанский монах Байлон Пасхалий.

Эти и другие свидетельства очевидцев дают основания утвердиться во мнении, что в этом ареале кыпчакский язык если и не доминировал, то, во всяком случае, имел широкое распространение и практическое значение. Поэтому, видно, для поездки по этому обширному разноязычному региону иноземцы пользовались кыпчакским языком как своеобразной визитной карточкой.

Триединство культур

К этому же времени тюрки-кыпчаки успели занять значительную территорию и на евразийском континенте, и стать одним из крупных этносов, населяющих его. По утверждению историков, на этих пространствах сошлись интересы трех великих держав – Византии, Персии и страны тюрков. И условия жизни в ареале определяли культура Запада, энергия тюрков и восточная мудрость персов.

Соответствующую нишу занял кыпчакский язык. По сути, он, как утверждают, стал языком общения между народами, обитающими на этом огромнейшем пространстве. И той же «визитной» карточкой для путешествующих от Дуная до Джунгарских ворот и до Алтая. У торговцев, политических, религиозных и других деятелей возникла необходимость знать его для того, чтобы в местах своего обитания чувствовать себя комфортно, успешно вести дела.

Исследователи этого вопроса сходятся во мнении, что кыпчакский язык выполнял тогда ту же функцию, которая приходится сегодня на английский, китайский, русский и другие мировые языки. Говорят, в византийских храмах читали молитвы на этом языке.

Доминирующее положение языка тюрков-кыпчаков в те времена подтверждается документом величайшего значения. Это «Кодекс куманикус», словарь куманского (кыпчакского) языка. Составленный более 700 лет тому назад, сохранившийся в единственном экземпляре, ныне он хранится в венецианской библиотеке Сан-Марка.

Связующие нити

Книга включает в себя словари латинско-персидско-кыпчакского и кыпчакско-немецкого языков. Это дает повод думать, что тюрки тогда были связаны нитями обоюдных интересов не только с народами ареала своего проживания, но и со странами Центральной Европы. В словари вошли слова повседневного обихода и терминологии по торговле, религии, астрономии, государственной службе, военному делу и по всем ремеслам и профессиям.

Однако вероятнее всего, это был не первый опыт встречи на культурном поле кочевых тюрков и народов Европы. Сообщается, что один из древнейших текстов библии – «Псалтырь» – хранится в библиотеке Ватикана. Его, написанного на тюркском языке, в V-VI веках привезли в Рим с Дона, из города Тан.

Резонно также думать, что «Кодекс» не мог обойти стороной Русь, не соприкасаться с культурой и языком русского народа, с которым тюрки-кыпчаки жили на одной территории и делили одну судьбу. С учетом этого нельзя, на наш взгляд, не согласиться с авторами, считающими, что кыпчакский язык может быть ключом к открытию многих сокрытых тайн выдающегося памятника культуры «Слова о полку Игореве».

Добавим от себя: «Кодекс» помимо всего прочего, снабжен большим количеством поговорок, пословиц и загадок на кыпчакском языке. И многие из них, претерпев минимум изменений за 700 лет, во вполне узнаваемом виде сохранились в современном казахском языке!

Перекличка

Надо сказать, эта уникальная книга перекликается со многими ранними произведениями о тюркской культуре, языке, обычаях, образе жизни этого народа. Например, в «Словаре тюркских наречий» Махмуда Кашгари (XI век н.э.), снабженном мудрыми изречениями, рифмованной прозой, пословицами, поговорками, стихами, были указаны места расселения крупных тюркских племен, помещена самая древняя географическая карта тюркского мира.

Другой памятник культуры того же времени – поэма Юсуфа Баласагуни «Знание, дающее счастье», написанный на тюркском языке, включает в себя, кроме всего прочего, сумму знаний о различных отраслях наук, культуре и философии.

Из предыдущих публикаций мы знаем, что первый словарь – тюркско-китайский, увы, не сохранившийся, был составлен в период Тюркского каганата – на полтысячи лет раньше вышеупомянутых произведений, называемых энциклопедиями тюркской культуры. Из этого следует, что народ наш в слово, в свою живую речь вложил душу, берег их как бесценное достояние, пронес через века и тысячелетия.

При этом золотыми россыпями из слов изящных и ярких, бриллиантами речей и мыслей делился со всеми, с кем приходилось жить на одном пространстве и в одно время. Не имея со многими из них генетического родства, вошел в родство культурное. И пройдя все крутые повороты судьбы, в первозданной красоте и изящности сумел увековечить эти слово и мысль, донести до наших дней, сделать достоянием не только отечественной, но и мировой культуры.

…«Не знаю, что разумеет он (отец Иакинф – Ш.А.) под тюркским письмом в этот период времени, когда не было и собственно арабского письма», – писал Чокан Валиханов по поводу орхонских надписей, отмеченных в китайских источниках. Тогда еще не было найдено и, тем более, расшифровано это выдающееся послание далеких наших предков, адресованное к нам 1300 лет тому назад.

Сколько таких не озвученных посланий таят в себе просторы Евразии, которые населяли великие тюрки!

Шакерхан Азмухамбетов

(Продолжение следует)

Еще новости

Общество

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфу

Юрту называют космосом кочевника. Сущностью, квинтэссенцией казахской культуры. Ищут ответа на вопросы: когда она появилась впервые на свет? Кто ее изобрел? Пока что однозначного ответа на них нет.

От Касыма до Аблай-хана:  через тернии к триумфуТочка зрения большинства исследователей сходится на том, что временем рождения этого сборного жилища кочевников может быть середина первого тысячелетия нашей эры. Иными словами, время образования Тюркского каганата.

Хотя, как утверждают приверженцы других взглядов, достаточно письменных и фактических свидетельств, которые оппонируют этому взгляду. При этом, например, ссылаются на «Историю» Геродота, где будто бы упоминается о юрте. Это уже V век до н.э. Если эту точку зрения принять на веру, то возраст войлочного дома становится старше на тысячу лет.

Диким бы гусем обернуться

Прототипом современной казахской юрты называют также преогромные шатры на колесах, которые, составляя числом большой движущийся город, в XII-X веках до н.э. «объезжали» степные пространства из края в край. При таком взгляде время рождения прототипов нынешнего разборного жилища отодвигается еще на полтысячи лет.

В пользу этого мнения свидетельствуют такие же ранние визуальные изображения на китайских статуэтках, на стене склепа в Крыму, в петроглифах Южной Сибири. Знакомый нам китайский историк Су Бихай в книге «История культуры казахов» приводит полную неизбывной тоски песню китайской принцессы Чиджун, выданной за уйсуньского куньму (правителя) во II веке до нашей эры. В песне она с горечью описывает чуждый ее взгляду круглый дом степняков, обтянутый войлоком, изливает душу в пронзительных строках: «Диким гусем обернуться бы мне, чтобы вернуться на родину».

Ханская юрта, по словам Льва Гумилева, поразила воображение Менандра Протектора, историка, дипломата, придворного византийского императора, которому были знакомы ближневосточные дворцы, утопающие в роскоши. Он рассказывает о шатре с золотым троном, легком и изящном, что его могла тащить одна лошадь (все же был на колесах?). И о другом шатре, «испещренном шелковыми покровами». Наконец, о третьем, где стояли позолоченные столбы, и золотые павлины поддерживали ложе тюркского хана.

Прототипы повозки Жибек

Запись Менандра относится к периоду между 558-582 годами н. э., когда тюрки и созданный ими каганат только что вышли на историческую арену. Из его описания взору предстает не нечто новое, только входящее в быт, а объект, уже достигший совершенства по исполнению и красоте.

О плетеных из прутьев домах на колесах, покрытых войлоком, пишет в XIII веке Рубрук. А в XIV кибитки со вставленными окнами на четырехколесных телегах в дешти-кипчакских степях видел ибн Батутта. Спустя 200 лет «был удивлен необычному строению домов, словно воздвигнутых в воздушном пространстве», Фаззаллах ибн Рузбихан.

Он «узрел огромные кибитки с окошками, покрытыми войлочными занавесками», и выразил восторг словами: «… разум поражается красоте, мастерству и изяществу». В XVI веке, в период правления казахского хана Хакназара, в степях Прикаспия такие дома видел английский купец Антоний Дженкинсон. Говорят, передвижные кибитки, установленные на повозках, до XVIII-XIX веков продолжали колесить по просторам казахской Степи.

Включив немного воображения, в древних жилищах, описываемых разными источниками, нетрудно увидеть прототип кюйме, изящной конной дорожной повозки с кабиной, занавешенной шелковыми шторами, красавицы Кыз-Жибек из популярной казахской поэмы.

Пусть оно и из орхидей

По-европейски прагматично оценивает казахскую юрту один из поздних авторов, немецкий этнограф Рихард Карутц, в начале прошлого века посещавший Мангышлак. «Конструкция кибитки в смысле практического решения задачи приспособления палатки к жизни номада, – пишет он, – является настоящим произведением искусства».

Более внимательным взглядом удостаивает жилище казахов другой француз, путешественник Жозеф Бартелло (последнее десятилетие XIX века): «Она (юрта) была снаружи покрыта войлоком из верблюжьей шерсти, но внутри была богато украшена. Деревянная ее основа в рост человека исчезала под материями с крупными и яркими рисунками. Пол был покрыт коврами».

За тысячелетия о переносном жилище кочевников написано и сказано немало. Лучше, искреннее и душевнее, чем великий китайский поэт Бо Цзю-и (772-846 г.н.э.), как нам кажется, никто не сказал до сих пор. Приведу отрывки из его чудесных стихов:

Даже из полога из орхидей

Не увлечь из этих юрт людей…

…В юрте приму я моих гостей,

Юрту сберегу я для своих детей.

Князь свои дворцы покрыл резьбой, –

Что они пред юртой голубой!

Я вельможным княжеским родам

Юрту за дворцы их не отдам!

В примечании к этим строфам Л. Гумилев отмечает, что словосочетание «юрта голубая» поэт передал на языке древних тюрков «кок кюйме». Этими же словами – «кок кюйме» – современные казахи могли назвать дорожную повозку красавицы Жибек из вышеупомянутой поэмы. В таких же тонах, тепло и колоритно написано другое его стихотворение поэта «Прощание с юртой».

Мегамир

Мы попытались совершить беглый, но глубокий экскурс в историю возникновения и развития кошмового жилища казахов. Истоки этой древней культуры нашли во временах древнейших. Возникла ли она «только вчера» – полторы тысячи лет назад, как утверждают одни. Или две-три тысячи лет, в чем уверены другие – решающего значения для нас не имеет.

Наши предыдущие публикации вплотную подвели нас к мысли, что быт, традиции, мироощущение, образ жизни, хозяйственная деятельность, культура у казахов подпитываются из корневой системы, основы которой заложены очень давно, тысячелетия тому назад. За преогромный исторический этот промежуток времени в степных просторах появлялись государства и распадались, окружающий мир изменился неузнаваемо.

Обитатели же этих просторов, предки современных казахов, бережно храня, сквозь череду времен донесли до наших дней ту корневую систему культуры и традиций, плотно объединяющую роды и племена в единый народ. Видимыми и невидимыми нитями связывающую нас, ныне живущих, с изначальем нашего бытия. Особое место в этом отношении занимает юрта, в которой неистребимо живет дыхание ушедших, но не исчезнувших времен.

Это не только жилище для казаха, место обитания. Это его микромир, а возможно, и мегамир. В принципе, слово «юрт» на казахском языке имеет двойное значение: народ (страна) и родовая земля. Оно заменило собой слова «киіз үй» (войлочный дом), как испокон веков называли казахи свое жилище. И юрта стала олицетворением не только крова над головой семьи и семейства, но и народа, страны, территории, где они обитают.

В юрте степные правители, в том числе и Казахского ханства, принимали послов из других стран, решали важные государственные проблемы. К слову, Валиханов этимологию названий государств Алтын орда, Ак орда, Кок орда возводит к слову «юрта», принимая во внимание, что на казахском языке, к примеру, «хан ордасы» не что иное, как преогромная ханская юрта, его ставка.

В дар белому царю

Иногда это обычное жилье выполняло не совсем обычную миссию. Так, у жителей Тарбагатайского района сохранилась память о человеке по имени Бутабай, который подарил русскому царю Александру II юрту, искусно украшенную ювелиром по имени Отарбай и рукоделицей Калампыр Иис кызы. По ее рассказам, этот дар до Петербурга везли сорок дней и, к изумлению и восторгу собравшихся, собрали и поставили на площади у царского дворца.

Побудило же Бутабая, в чьих руках находилась власть над родами, живущими в районе, на такое решительное действие то, что при первоначальном определении границ между Россией и Китаем территории Тарбагатайского и Зайсанского районов, ближнее предгорье Алтая и долины Кокпектов отходили к Китаю. И этот мудрый человек, не желая, чтобы роды и племена, обитающие на этих землях, оказались оторванными от основной массы своего народа, решил со своей стороны оказать воздействие на сложный межгосударственный политический вопрос.

Похоже, что ему удалось достичь цели. Это косвенно подтверждается подписанным 12(24) февраля 1881 года русско-китайским Петербургским соглашением, согласно которому российская сторона обязалась возвращать Китаю большую часть Илийского края, получив взамен бассейн озера Зайсан и реки Иртыш.
Не случайно, наверное, и то, что в те же годы Бутабаю Жундиулы пожаловано звание старшего султана Зайсанского уезда.

На языке узоров

Современные авторы называют юрту не иначе как шедевром, явленным миру кочевой цивилизацией. В ней видят уменьшенную копию Вселенной, где сферический купол представляет собой символический небесный свод. В ее деталях и элементах, которых можно насчитать не одну сотню, видят символы и затаенные смыслы, идущие из глубин веков и имеющие сакральное значение.

А саму ее считают чудесной поэмой, «написанной» языком орнаментов и узоров. Автору этих строк удалось однажды воочию узреть такую «поэму». В Кошагашском районе Алтайской Республики РФ. После разрушительного землетрясения 90-х годов прошлого века построили новое селение Жанаауыл, где создали великолепный музей. Экспонаты для него богатейшие, достойные хранилищ крупных центров, по рассказам, жители собрали всего за пару дней: они как реликвия хранились в каждом доме.

Музей был построен в виде юрты. И само это жилище представлено в нем во всей своей красе. Были здесь и утопающие в неописуемых узорах циновки, двустворчатые резные и инкрустированные костью двери, свисающие с верхнего свода ленты с бахромой и кистями, по поверью олицетворяющие звезды на небе. И непередаваемое разнообразие ручной работы ковров, тускииз (гобеленов), алаша и сырмаков.

Люди, живя в современном мире, пользуясь всеми его достижениями, продолжали жить в символах и образах, унаследованных от далеких предшественников. Не только руку, но и душу, и сердце прилагали, чтобы время от времени воспроизводить их, не потерять нить, связующую с изначальной корневой системой отеческой культуры.

В наши дни, поверьте, встречаются семьи, где хранят шанырак, верхний круг юрты, переживший семь, а может быть и более поколений рода. Это не просто реликвия – это некая высшая точка, вознесенная над всем окружающим миром, устремленная в космос вечности. Не случайно, надо думать, в основу Государственного герба Республики Казахстан выбран этот символический небесный свод.

Шакерхан Азмухамбетов

(Продолжение следует)

Еще новости

Общество

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфу

В 1934 году родилась первая казахская опера «Кыз-Жибек». Через два года, на декаде казахского искусства в Москве, ей выпал оглушительный успех. Вся центральная печать во главе с «Правдой» писала о постановке и исполнителях главных ролей в восторженных тонах.

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфуЗаметим: в основу ее либретто взята одноименная поэма, которую хранил и пел народ с незапамятных времен. В ней от начала до конца были использованы при минимальной обработке вокальные и инструментальные произведения казахского музыкального фольклора, которые были на слуху у каждого казаха. Такое положение вызвало недоумение у части казахской интеллигенции: что это, дескать, композитор Евгений Брусиловский выдает давно известное за нечто новое.

Мировой рекорд

Вдобавок роли главные и эпизодические в спектакле высокопрофессионально сыграли (за повтор наши извинения) вовсе не профессионалы, а великие самоучки. Те, которые до этого были знамениты феерическими выступлениями разве что на многолюдных народных торжествах в юрте или под открытым небом. В связи с этим вспомним слова француза М. Капю, за полвека до этого события предрекавшего степным певцам стать «гордостью и славой любого из оперных театров Европы».

Несколько ранее, по словам французского писателя Ромена Роллана, «установил мировой рекорд» этнограф и композитор Александр Затаевич, который сумел собрать и опубликовать 1000 казахских песен, «безвыездно находясь в Оренбурге». Вспомним Амре Кашаубаева, вызвавшего тогда же настоящий фурор в Париже потрясающими песнями Степи.

Кто-то из посещавших казахскую Степь востоковедов остроумно замечал, что в ней поют даже безмолвные скалы. «Запели» они, надо думать, не сегодня и не вчера. По этому поводу с легкой руки композитора Ахмета Жубанова прочно вошло в оборот крылатое выражение «струны столетий». Именно в течение веков, да немалых, сложилась многообразная и богатая музыкальная культура казахского народа. По сути, сегодня просто невозможно проследить до самых ее истоков.

Там, где музы гостили

Но бросить на ее возможные истоки хотя бы беглый взгляд помогают китайские летописи. В них о древних тюрках, которые жили почти полторы тысячи лет назад, замечают, что те «поют песни, стоя лицом друг к другу». В комментарии по этому поводу Ч. Валиханов отметил: «Такая манера исполнения хоровых и свадебных песен (жар-жар) была распространена и среди казахской молодежи». Была жива, значит, связующая нить.

Добавим: некоторые виды обрядового песнопения у казахов, дошедшие до последнего времени, можно было бы воспринимать как сценические представления. У Льва Гумилева читаем, что тюркская музыка «исполнялась (китайским) императорским оркестром еще со времени (империи) Бэй-Чжоу, … а в интересующую нас эпоху (империи Тан) получила полное признание».

Разбирая тюркское стихотворение из надписи на стеле с размером и рифмами, сохранившимися в татарском фольклоре до наших дней, Гумилев пишет: «В восьмом веке музы гостили в войлочных шатрах древних тюрок». Впечатление такое, что они их никогда и не покидали.

Впрочем, исследователь обращает внимание на два исторических разрыва в традиции Срединной Азии: между хунну и Тюркским каганатом, и между каганатом и Золотой Ордой. В чем заключаются эти разрывы – не в тему наших заметок. Что же касается элементов быта, обычаев, нравов и житейской культуры, то будто идут они непрерывной цепочкой сквозь все эпохи – карлуков, кипчаков, Ак орды, Казахского ханства.

Живучие мелочи

В этом ряду настоящими «долгожителями» можно считать наряды степняков. Островерхий головной убор и халат, застегнутый так, что левая пола оказывается сверху, подпоясанный узким поясом, могли носить мужчины и в Тюркском каганате, и в период Казахского ханства, и наши отцы и деды до середины минувшего ХХ века. Джигиты-наездники в седле, сидящие свесившись набок, без головного убора, но с повязкой, которой по-щегольски перехвачен лоб, как у Козы-Корпеша из фильма «Песня о любви», могли представлять и седую древность, и преддверье наших дней.

Кстати, источники говорят, что в VII веке вошла мода на все тюркское среди китайской знати – одежду, блюда, обычаи. Они заняли места в быту придворных кругов. Юный принц полюбил тюркский язык, мечтал стать «шадом тюркского хана». Говорят, в те далекие века был составлен тюркско-китайский словарь, который, к сожалению, не сохранился.

Китайские вельможи влюбились в юрту, ставили ее у себя во дворе и на зимнее время переселялись в нее. Лучшие поэты воспевали ее в стихах, которые пережили века, выдержали переводы на многие европейские языки. О месте юрты в жизни древних тюрков и недавних казахов можно было бы рассказать отдельно.

Летописи же китайские об этом жилище кочевников упоминают лаконично: «Живут тюрки в войлочных юртах, вход в нее с востока – из благоговения к солнцу». Такое ее положение – «фасадом» на восток, неизменно сохранили казахи до наших дней.

К женщинам – по-рыцарски

Источники подчеркивают почтительное, рыцарское отношение у тюрков к женщинам. «Сын, входя в дом, кланялся сначала матери, потом – отцу». Примечательно, что и ислам учил: «Сначала отзовись матери, затем только – отцу». Казахи, похоже, из двух этих родничков черпали нормы поведения по отношению к матери.

Семья древних тюрков и поздних казахов до начала прошлого века в какой-то мере была полигамной. В этом, скорее всего, просматриваются общинные интересы, чтобы женщины, тем более, вдовы, не оставались без опоры, дети – без присмотра близких людей по крови. Этим, в принципе, вызван закон аменгерства у ранних тюрков и поздних казахов, также как и левирата у древних иудеев, предписывающие ближайшему родственнику брать под свой кров вдову покойного брата с ее детьми.

Женщины несли в себе честь семьи и целого рода. За надругательство над замужней женщиной, что в Тюркском каганате приравнивалось к убийству, полагалась смертная казнь. Такое положение сохранилось в уложениях законов казахских ханов Касыма, Есима и Әз-Тәуке.

К слову: обычное право у казахов сохранили и другие следы седой древности. Тут и девятикратное возмещение за краденое. А «плату вещами за увечье» у тюрков Чокан Валиханов приравнивает к куну у современных ему казахов.

История Казахского ханства хранит множество имен женщин, которые почитались как мать не только семьи, но и всего рода, даже целого тейпа. Немало женских имен, которые увековечены в названиях известных казахских родов и племен. Неслучайно, наверное, образ казахской женщины как мудрой советчицы или верной подруги степного богатыря, а нередко – и его храброй соратницы, с оружием в руках вставшей на защиту дома, рода или Отечества, воспет почти во всех героических сказаниях и поэмах казахского фольклора.

Поэтическая огранка

Историки высказывают мнение, что «географические познания тюрок по охвату уступали лишь китайским и греческим, но, безусловно, превосходили современные им западноевропейские». Они активно передвигались, успели пройти за пару веков от Китая и Тибета на Востоке до Ирана и Византии на Западе. Владели информацией о других, не посещавшихся ими странах.

Поздние казахи были не менее информированы о внешних мирах. В поговорках и пословицах, преданиях и притчах обыгрывали сюжеты, связанные с Балканами, Румом (Византией), фараонами Египта, зулусами Африки. С точки зрения собственного восприятия мира подвергали поэтической обработке арабские сказки, притом, не только религиозного содержания, персидские литературные тексты.

Здесь достаточно вспомнить акына Жанузака Шынан-улы, который на этой основе сложил цикл поэм под названием «Сорок веток Бахтияра», распространившийся на весь Казахстан, исполнявшийся изустно сказителями вплоть до нашего времени. Стремление к философскому и нравственному осмыслению жизни на простых житейских сюжетах, судьбы героев, вызывающие щемящую сердце светлую печаль и неугасающие надежды на торжество чести и человеческого достоинства, обеспечили им большую популярность.

Казахи, общавшиеся через разветвленные торговые обмены и разносторонние дипломатические сношения со странами на немалых пространствах, через эти вхождения на культурные территории других народов узнавали их нравы, обычаи, взгляды на жизнь, на людей, отношение их к добру и злу. Сверяя себя с другими, становились богаче внутренне, глубже и светлее сердцем, увереннее в устоях собственных.

Селекция ценностей

Если вдуматься в этот феномен, нетрудно видеть, что казахи общались с другими, обмениваясь культурными ценностями. При этом вели тщательную селекцию этих ценностей. Из «чужих» достояний принимали все доброе, обогащающее и освежающее ум и сердце, перерабатывали их в горниле собственного миропонимания, духовных своих традиций. Не задевая, не разрушая, а сохраняя и облагораживая корневую систему многовековой своей народной культурной традиции.

Четко следили, чтобы за внешним блеском вместе с ним не влезла в культурные слои внутренняя нищета. На все сто, думается, были правы востоковеды прошлого, которые называли казахскую культуру, в том числе – материальную, бытовую, музыкальную, неповторимой и своеобразной. В итоге рождалась устная речь, сверкающая афоризмами через каждое слово. Поэтика, жемчужным льющаяся потоком. И музыка, охватывающая широтой своей вселенную.

Все это требовалось не только создать, но и сберечь. «Установку» на то, чтобы, обольщаясь внешним блеском», не потерять себя, не стать другим, «чужим», оставаться самим собой, мы видим в надписях великих тюрков Йоллыг-тегина и Тоньюкука. В них предупреждение: история – это не только соперничество государств, но и культур. Кто устоял в этой борьбе, сохранил культуру свою, вместе с языком, обычаями, традициями, поверьями – дух нации, народа, тому только и светит воплощение в жизнь великой идеи Вечной Эль.

Казахи поэзией писали свою историю, свои летописи. Писали они и исторические труды. Главный мотив в них – сохранить независимый аристократический дух нации, высокую человечность личности, встать горою за очаг родной, народ свой и Отечество. Отдавать за них труды и пот с заделом на будущее.
О Тюркском каганате пишут, что слово там имело реальную силу. Такую же реальную силу оно имело и в Казахском ханстве. Не потеряло оно, как кажется, свою актуальность и в очередном историческом повороте, который сегодня переживаем мы.

Шакерхан Азмухамбетов

(Продолжение следует)

Еще новости

Общество

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфу

В советское время свободной торговлей на рынках казахстанских городов занимались люди из Кавказа и Средней Азии. Коренные жители ее игнорировали. Для них это казалось занятием, может быть, и прибыльным, но «непрестижным».

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфуКогда грянуло время коммерциализации экономики и свободного рынка, СМИ, выходящие и вещающие на казахском языке, забили тревогу: как казахам, кому чужда купля-продажа, жить?

Но жизнь расставила все по местам. И они, казахи, гордость и «принципы» отложив в сторону, за всяким добром отправились во все дальние и ближние страны. Очень скоро завалили им отечественный рынок выше макушки и сами, вытеснив заезжих торговцев, встали за прилавок.

Где Ирбит, где мы

Как могла произойти у них столь быстрая и успешная переориентация? Может быть, под внешним воздействием пробудилась до поры до времени дремавшая генная память, которая когда-то была знакома с деятельностью в торговой сфере?

В связи с этим вспоминаются предания о предках нынешних казахов, когда-то наживавшихся добром аж на Ирбитской ярмарке. В обмен на скот, нагулявший вес на необъятных степных просторах.

О той ярмарке, называвшейся в старину «ирбитевским юртом», дают сведения энциклопедические справочники. Он стоял у реки Урал, где теперь находится город Ирбит. Здесь, начиная с первой половины XVII века, шел меновой торг между финно-угорскими и тюркскими племенами. Позже, до 1930 года, проводились знаменитые ирбитские ярмарки, по торговому обороту занимавшие второе место в России после нижегородской.

Народная память помнит еще один «юрт», где когда-то отоваривались казахи. Запомнили они его под названием «Үркіт». Следы его ведут в Иркутск, где, по сведениям, с середины XVIII века ежегодно проводились торги между русскими купцами и степными жителями. Утверждают, что 40 процентов общего объема торгов приходилось здесь на долю кочевников, которые поставляли на продажу скот и животноводческую продукцию.

Вся история и образ жизни обитателей Великой Степи говорят о том, что никакие расстояния не могли волновать казахов, исконных носителей всаднической цивилизации. И перед ними в данном случае не стоял вопрос: где Ирбит, где мы?

География торгов

По свидетельству китайских письменных источников, по территории древнего Западного Тюркского каганата проходили несколько ветвей знаменитого Шелкового пути. Две из них пролегали по северному и южному склонам Алтая. В том числе через Черный Иртыш и побережье озера Зайсан. Там, где проходили эти ветки, всегда кипели торги.

Табуны лошадей между тем тысячами голов гнали и на продажу, и в дар китайским правителям в политических целях. По некоторым данным, каждая лошадь оценивалась в сорок кусков шелка. Объем торгов мог доходить в год до сотен тысяч лошадей в обмен на миллионы кусков этой «валютной» ткани.

Но в тюркско-китайских торговых отношениях, судя по всему, было в ходу и денежное обращение. Источники говорят о денежных знаках, выпущенных в Тюркском каганате в целях развития торговли между двумя странами и для удобства торговцев. Об этом свидетельствуют деньги с надписями на тюркском и китайском языках, которые найдены при раскопках на севере озера Иссык и в Таласском кургане.

О высоком спросе на прекрасных лошадей кипчакской Степи в XIV веке сообщает арабский путешественник ибн Батутта. По его данным, они шли больше всего в Индию, иногда тамошние торговцы закупали до 6000 лошадей.

В северной Индии за каждую голову установлен налог семь серебряных динаров. Несмотря на высокие сборы и дорожные расходы, пишет он, кипчакские продавцы из казахской Степи за каждую лошадь выручают более 100 динаров прибыли.

Со ссылкой на венецианских купцов сообщается, что в первой половине XV века кипчаки гнали из Степи в Персию на продажу 4000 лошадей. Такая примерно была география торговых отношений у протоказахов в древности. От них казахское ханство унаследовало и месторасположение по Шелковому пути, и активное сотрудничество, в том числе торговое, со странами, окружающими его.

Великое торжище

В ханстве, судя по сообщениям, не пренебрегали и внутренней торговлей. Источники называют до двадцати городов на побережье Сыр-Дарьи и в Жетису, которые в XV-XVII веках считались крупными торговыми центрами и достигли наибольшего расцвета. Утверждают, что в г. Туркестане к тому времени проживали 100 тысяч человек, в том числе немало торговцев, ремесленников. В этих городах сходились караванные пути из России, Китая, стран Средней Азии.

Важным объектом наблюдений барона Сигизмунда Герберштейна, одним из первых поведавшего о русско-казахских отношениях в первой половине XVI века, была торговля. Город Астрахань назван им великим татарским (тюркским – Ш. А.) торжищем. По его словам, из России в Казахию «вывозят седла, уздечки, одежду, кожи; оружие и железо вывозятся только украдкой или с особого позволения».

Купцы Узбекского ханства поставляли одежду, ткань, предметы повседневного потребления. Из Китая поступали шелк, чай, лечебные препараты. Обменивалось изделиями собственного производства население ханства: горожане-ремесленники и степняки-животноводы. Словом, торговля шла бойко.

Ученые считают, что серебряные и медные монеты того периода с изображениями на них тамговых знаков казахских племен, найденные в Отраре и Туркестане, говорят о развитии денежного обращения. А амбары для хранения зерна и емкости для муки – о существовании торговли продукцией земледелия.

За шкурами из Парижа

В поздние века пристальное внимание на торговлю с казахской Степью обратили в западноевропейских странах. Для развития торговых отношений в 1752 году была открыта Петропавловская ярмарка. Она проводилась два раза в год, где комиссионеры из Запада в большом количестве скупали скот и животноводческую продукцию.

По имеющимся сведениям, в западноевропейские страны из Петропавловска отправляли ежегодно до одного миллиона овечьих шкур. За козьими шкурами сюда и в Семипалатинск комиссионеры приезжали из Парижа, Лейпцига и американских штатов. Каждый год кочевники привозили на ярмарку 170-180 тысяч лошадиных шкур.

Оживленные пункты торговли заморских и русских купцов с казахами находились в Оренбурге, Троицке, крепостях Семипалатинской, Пресногорьковской и городе Уральске.

По данным Левшина, «еще в 20-х годах XIX века только у одних сибирских казахов русскими купцами ежегодно скупались до 150 тысяч лошадей, до 100 тысяч быков и трех миллионов баранов на сумму до восьми миллионов рублей серебром». Помимо этого «скупались (у казахов – Ш. А.) тысячи верблюдов, тысячи тонн кожи, овчины, мерлушки, кошмы, домотканые ковры и другие товары».

Сообщают, что и в других городах Казахстана в те годы имелись агентства русских и иностранных торговых домов по закупке мяса, масла и животноводческого сырья. Похоже на то, что казахи к этому времени успели стать активными участниками в торговой сфере.

Овцы как валюта

Утверждают, что в этот период торговля российских купцов с казахами не успела перерасти в товарно-денежное обращение и носила преимущественно меновой характер. Денежным эквивалентом при этом служил трехгодовалый баран. Дешевые, низкого качества промышленные изделия обменивались на ценное сырье, которое требовалось для развивающихся перерабатывающих предприятий России.

Одновременно стало неуклонно возрастать транзитное значение казахской Степи для среднеазиатской торговли России. Только лишь через ее северные области шли пять караванных путей. По трем направлениям из них отправлялись из Семипалатинска в Кульджу и Кашгарию, Чугучак и Коканд.

Заслуживающие доверия сведения о торговой сфере в казахском ханстве оставил английский купец Рейнольд Хоуг, еще раньше, в 30-40 годах XVIII века скупавший верблюжью шерсть в Казахстане. В своих записках он свидетельствует, что в хивинской торговле казахи занимают преобладающее положение, они иногда выступают посредниками в торговле европейцев и русских со среднеазиатскими народами.

Хоуг высказал также мнение, что караванная торговля русских может быть выгодна и безопасна при условии сопровождения ее казахскими владельцами. Судя по всему, казахи этой возможностью воспользовались наилучшим образом. Архивные данные говорят о том, что караванную торговлю России со Средней Азией ежегодно обслуживало от пяти до шести тысяч верблюдов, снаряжаемых казахами.

«За ценой не постоим»

Это было время оживления торговых отношений и на восточных рубежах ханства – с Китаем, имевших давнюю историю, однако прерванных на некоторое время в связи с джунгарской экспансией. Ее возобновления требовали как насущные житейские интересы населения казахского ханства, так и далеко идущие политические цели цинской империи Китая.

По публикациям собственно китайских источников, конкурируя с Россией в торговых и политических сферах, уступкой в ценах, разнообразием ассортимента товаров, удобствами торгового обслуживания власти этой страны старались заручиться доверием казахов, «приручить» их, привлечь на свою сторону. С этой целью ими были созданы постоянно действующие межгосударственные ярмарки в приграничных районах: Урумчи, Тарбагатае и в Или.

Источники говорят, что шелковые ткани в этот период для интенсивности поставок стали привозить из наиболее близких к восточным границам Казахстана районов. Произошло заметное улучшение их качества. В итоге в год казахи могли выменивать не менее 10 тысяч кусков шелка.

Наряду с этим, учитывая потребность простых людей в хлопчатобумажной ткани, из года в год увеличивали ее производство и поставки на продажу. Объемы ее завоза в казахскую Степь и продажи продолжали расти и достигли до 99 тысяч кусков в год. Также, на основе соглашения Аблай-хана с китайскими властями, казахи получили возможность вести торговлю непосредственно в Кобдо и Улясатае.

В новое время по старой традиции китайская сторона проявляла возрастающий интерес к лошадям. В середине XVIII века на рынок в Урумчи за один раз пригоняли их до 2400 голов. Источники объясняют это «освоением новых земель» в западном крае. Но вскоре обнаружилось, что в качестве тягловой силы быки больше подходят, чем лошади. Так пришло время «набивать себе цену» крупному рогатому скоту в межгосударственной торговле.

Шакерхан Азмухамбетов

Еще новости

Общество

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфу

Обитатели Золотой Степи с древнейших времен до поздних веков остались в истории как исконные воины и животноводы. Какое место в быту кочевников могло занимать земледелие? В том числе в период Казахского ханства? Мнения исследователей по этому вопросу расходятся.

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфуПастушество и землепашество в прошлом многим из них кажутся несовместимыми. Сторонники этого мнения полагают, что кочевники могли пользоваться продуктами земледелия, только получая их в обмен на продукты животноводства.

Зерно истины

Другие допускают сосуществование в Степи этих двух родов деятельности. В то же время придерживаются взгляда, что земледелием были вынуждены заниматься только те из кочевников, кто, по тем или иным причинам потеряв весь свой скот, переходил в «жатаки», то есть в оседлость. Это явление видится больше порождением 19-го века, круто повернувшего уклад жизни казахов.

Есть историки, которые видят заметные корни этого рода деятельности в степных просторах в ранний период и отстаивают свой взгляд. Поддерживает их ряд зарубежных исследователей прошлых веков. «Казахи издавна знали земледелие, – пишет Джон Уорделл. – Свидетельствуют об этом ирригационные сооружения вдоль рек Центрального Казахстана».

Вторя ему, о развитии орошаемого земледелия в южных районах Казахстана пишут швейцарский ученый Н. А. Дингельштедт, англичанин С. Грэхам. Французский дипломат К. Оланьон вовсе считает, что казахи «с незапамятных времен вели полукочевой образ жизни», одновременно разводя скот и обрабатывая землю.

В ряде исследований просматривается явная попытка ограничить географию земледелия поймами крупных рек юга казахской Степи, преимущественно побережьем Сыр-Дарии и Жетису (Семиречьем).

Один известный и уважаемый отечественный историк советского периода придерживался взгляда, что в прошлом казахи, живущие на юге Казахстана, учились обрабатывать землю по примеру среднеазиатских соседей, а жители севера, уже в 19-м веке, – глядя на русских.

Представляется, что зерно истины могут содержать все эти высказывания и есть резон рассмотреть каждое из них в отдельности.

Плуг, которому тысячи лет

Китайский историк Су Бихай, опираясь на китайские летописи, сведения средневековых путешественников и современные археологические находки, земледельческие традиции кочевников прослеживает с сакских времен. В казахской Степи, по его мнению, выращивали пшеницу, ячмень, просо еще до нашей эры.

В период правления имперской династии Хань (206 г. до н. э. – 220 г. н. э.) казахское племя уйсунь, проживавшее в долинах Тянь-Шанских гор и реки Или, под влиянием китайских крестьян стало обрабатывать землю, говорит он. И в других местах обитания древних уйсуней найдены остатки зерен пшеницы, ячменя, кукурузы, серп, жернова, даже железный плуг.
По его словам, уже в средние века в казахской степи начали применять орошаемое земледелие. В окрестностях

г. Баласагун поливную воду на поля подавали из реки Чу. Следы земляных оросительных сооружений, арыков и каналов обнаружены и вокруг г. Отрар, в долинах Жетису. Именно в этот период, по мнению китайского историка, в здешних местах казахи начали совмещать землепашество с пастушеством.

Им описывается состояние земледелия на территории Казахского ханства не только на берегах рек Чу, Талас, Сыр-Дария, но и в подножьях Каратау, Улытау, у Иртыша и озера Зайсан. В 16-м веке в окрестностях г. Сауран, сообщает автор, казахи придумали интересное подземное оросительное сооружение, с помощью которого собирали воду из нескольких, вырытых по одной линии, колодцев и по подземным же каналам выводили на поля.

Песня о чигире[/b

]Похоже, что орошение культур колодезной водой является у казахов традицией, идущей из глубин веков. О «шыгыре» (чигирь) – водочерпальном колесе, с помощью которого вода вычерпывалась из колодца и распределялась по арыкам, сохранилась даже древняя казахская песня.

Касаясь обсуждаемой темы, горный инженер А. Влангали отмечал, что казахи из района реки Буконь (в Восточном Казахстане – Ш. А.) собирают великолепные урожаи «именно благодаря искусственному орошению».

Источники приводят свидетельства русского посла Кобякова, в 1695 году ездившего в ставку хана Тауке, о том, что в окрестностях Туркестана возделывается много видов зерновых. Среди них, сообщает он, пшеница, просо, ячмень. Выращивается и яровая пшеница, и озимая.

Много позже генерал-майор Броневский за Бухтармой «при подошве Нарымских гор видел значительные пашни», орошаемые водой из горных ключей. В итоге, по его словам, каменистая земля «изрядно родится просом».

Судя по всему, жители юга страны и бахчеводством занимались с незапамятных времен и хранят эту традицию до наших дней. Так, оренбургский купец Д. Белов оставил сведения об обработке и хранении дыни сыр-дарьинскими казахами. По его утверждению, они вялят ее на солнце, изрезывая ломтями, затем плетут вроде веревок. Заметим: этот способ и поныне живет в Кызылординской области.

И в корм и в пищу

Упоминается широкое распространение земледелия в подножьях Тарбагатайских гор во второй половине 18-го века. Кстати, территория одноименного района буквально изрезана оросительными каналами, время строительства которых, используемых и поныне, теперь уже, пожалуй, не может назвать никто.

Иные из них проведены так искусно, что поднимают воду из низин по извилистым склонам на крутые сопки, а то и на высокое горное плато. Согласно преданиям, в старину, по крайней мере, 150-200 лет назад, здесь каждая семья пахала землю, для собственных нужд растила хлеб.

При этом, когда основная масса населения уходила на джайляу, рассеиваясь от Калбинских гор до долин Жетису, здесь каждый год по очереди оставались на лето молодые семьи, работали на полях. Были это не «жатаки», а члены зажиточных семей. Им в обязанность вменялась также охрана обез-
людевших на долгие летние месяцы территорий от возможных внешних посягательств.

На наш взгляд, заслуживает внимания перечисление во всех источниках одинакового набора культур, которые многие века выращивали казахи. Понятно присутствие в нем пшеницы, основного хлебного злака. По рассказам старожилов, за ним по распространенности идет ячмень, устойчивый к засухе, пригодный и в корм, и, в случае чего, в качестве пищевого продукта.

Без проса нет трапезы

Понятен пиетет у казахов к просу. Этот злак у них, как рис у китайцев, издревле считался особым, привилегированным продуктом. Без проса нельзя представить национальный стол. Обычно приготовляют его и подают в разных видах. Но настоящим украшением стола считают жент – блюдо из разных компонентов, с обязательным участием среди них проса.

Естественно, что казахи, занимаясь землепашеством, многое переняли у тех, с кем жили по соседству. Но, как видно, встречаются случаи и обратного характера. В своих путевых записках П. Семенов-Тянь-Шанский говорит, что в Заилийском Алатау русские, научившись приемам ирригации у местных жителей, смогли получить баснословные урожаи на своих пашнях.

При этом, отмечает путешественник, хотя они и вытеснили из своих земель кочевников, обрабатывавших небольшие пашни, взамен дали возможность покупать у русских зерновой хлеб в обмен на продукты скотоводства. (Что же, вполне в духе того времени).

До посевов недалеко

При всем этом, бесспорно, что земледелие в казахской Степи, скорее всего, носило локальный, лучше сказать, семейный характер. Занимались им не везде и не все. А кто занимался, то исключительно для себя, для повседневных нужд и подстраховки от всяких непредвиденных случаев.

Тем более, о производстве товарного хлеба и речи не может идти. Хотя некоторые ученые утверждают о возможности существования продажи зерна и муки в некоторых городах Казахского ханства в 15-17-м веках. Говорят об этом археологические остатки хранилищ и емкостей для них, найденные при раскопках.

Похоже на то, что в экономическом хозяйстве казахов значительное место занимали разные ремесла. Из их среды выделились мастера, способные изготавливать предметы домашнего обихода и некоторые орудия производства. В том числе – для работы на земле: серпы, наконечники сох, косы, найденные при раскопках. А там, где соха и серп, до посевов недалеко.

Кочевникам, живущим в изрядном удалении от торговых центров, требовалось развивать свое кузнечное дело. Мастера из их числа, как отмечается, умели плавить медь. При изготовлении разнообразных изделий для собственного потребления пользовались привозным железом.

Были свои «левши»

По мнению историка Ермухана Бекмаханова, в первой половине 19-го века по сравнению с предыдущим 18-м веком в ассортименте ремесленных изделий не произошло особых изменений. Это может означать, что занятие такого рода деятельностью у казахов было делом традиционным.

Отдельные виды ремесла, сообщает автор, достигали значительного совершенства. В подтверждение своего мнения он приводит слова востоковеда В. Григорьева: «Ремесла: кожевенное, скорняжное, кузнечное, токарное и другие – находятся у кочевников на той же, еще высшей степени, на какой мы видим их обыкновенно в оседлом сельском населении».

Некоторые исследователи отмечают, что в 18 веке ремесла у казахов существовали в виде домашнего производства. А в середине 19-го произошли значительные сдвиги в сторону его специализации по видам изделий и районам их производства. При этом сообщается, что к этому времени казахи начали торговать своими изделиями в Степи, в своей среде.

Сага о хлебе

Итак, эти скупые вести из прошлого сообщают нам, что казахи умели издавна не только пасти скот. Но и, худо-бедно, растить хлеб. Ковать железо. Орудия труда для себя изготавливать. Довольно остроумно ресурсами природы пользоваться. Хитроумно находить путь не только речной, но и колодезной воде к посевам.

Спасибо авторам разных времен и из разных народов, оставивших обо всем этом письменные свидетельства. А то наши предки завещали нам волнующие саги о героической борьбе, одержанных победах, трогательной любви. Но умолчали об основе основ – выращенном ими хлебе. Быть может, рыцари духа, романтики до мозга костей, посчитали работу на земле делом приземленным. Недостойным внимания.

Но видно, что, работая на земле, они решили не быть всецело зависимыми ни от кого. Все, что нужно для жизни, добывать своими руками. Очень полезный урок!

Шакерхан Азмухамбетов

(Продолжение следует)

Еще новости

Культура

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфу

После Аныракайской битвы по-разному сложились судьбы казахов и ойротов (джунгар), которые не один век провели в борьбе за гегемонию в Степи. Джунгар ожидала горькая участь потери государственности и реальная угроза исчезновения как народа. В Казахстане начался процесс присоединения к России, длившийся дольше века.

От Касыма до Аблай-хана:  через тернии к триумфу(Продолжение. Начало в №№ 37, 43, 55)

Впрочем, обо всем по порядку. Джунгары сломались не сразу. Они до 1739 года при правителе Галдан Цэрэне (1693–1745 гг.) не единожды одержали победы над цинским Китаем, заставив его подписать выгодный для себя мир. В 1734-1735 и 1740-1743 годы нанесли поражение и Казахскому ханству. Власть ойротов на некоторое время признали Сырдарьинские города, Старший и Средний жузы.

Слом «барьера»

После смерти Галдан Цэрэна начались междоусобные войны внутри ханства, власть переходила из рук в руки. Претенденты на трон за помощью обращались и к Китаю, и к казахам. Они, естественно, охотно «помогали» им биться до полного истребления друг друга. Наконец, китайские войска вторглись в Джунгарию. И в бою, состоявшемся в 1759 году, ими одержана решающая победа.

Одни источники сообщают, что были убиты в этом страшном побоище миллион человек, другие – не менее 600 тысяч при оставшихся в живых 40-50 тысячах, спасшихся бегством в Россию. Так завершили свое историческое бытие ойроты, по словам Л. Гумилева, принявшие «на себя функцию, которую ранее отчасти несли хунны, тюрки и уйгуры, став барьером против агрессии Китая на Север».

Ради «отмщения»?

Тем временем, в Малом жузе казахов зародилась идея о принятии им российского подданства. Как пишет Крафт, посольство хана Абулхаира, направленное в Москву, в июле 1730 года прибыло в Уфу. Что побудило его пойти на такой шаг? Называют две причины. Первая: угроза порабощения казахов Джунгарией. Но она, мягко говоря, вызывает сомнение.

Действительно, несколько ранее, когда судьба ханства и всего народа буквально висела на волоске, они, идя на большой риск, решили биться до конца. Теперь же, когда им удалось, развенчав миф о непобедимости врага, нанести ему долгожданные сокрушительные поражения, откуда ни возьмись, появляется страх порабощения.

По этому случаю Крафт пишет: «Лишь только цель была достигнута (одержаны важные победы над врагом – Ш. А.) не стало прежнего подъема духа, начались прежние распри и вражда». На наш взгляд, эти распри объясняются расколом в казахском обществе, вызванным неожиданным сепаратным решением Малого жуза, а с ним и небольшой части Среднего, перейти под власть русского царя.

Целый ряд источников, в том числе русских, демарш Абулхаира объясняют его личными интересами. С ним, не являвшимся престолонаследником казахских ханов, как с «выскочкой» в высших кругах казахского общества особо не считались. Поэтому он, пользуясь поддержкой русского царя, решил занять в нем достойное место. В обоснование этого взгляда приводят признание самого Абулхаира в письме переводчику Коллегии иностранных дел России бригадиру Тевкелеву: «… предал себя под высочайшую протекцию; его Императорского величества милостью над неприятелями своими хотел иметь отмщение».

Обмен претензиями

Можно, как нам кажется, допустить также, что Абулхаир-хан (1693–1748 гг.), в свое время находившийся в соправителях стареющему хану Тауке, а в 1726 избранный верховным главнокомандующим казахских войск, то есть прошедший школу политической мудрости, предвидел, что Россию, взявшуюся за колонизацию своих окраин, ничем уже невозможно остановить. И нашел нужным, опередив своих соперников, заранее заручиться покровительством русского царя.

Как бы то ни было, решение, принятое им в узком кругу своих приближенных, по его личному признанию, без обсуждения с биями, султанами и народом, вызвало долгое, ожесточенное сопротивление. Поэтому вступление Малого жуза в русское подданство, согласно русским источникам, растянулось на семь лет, до 1738 года, хотя официально датируют его 1731 годом.

Еще долго после гибели Абулхаира, до начала XIX века, в народе шло активное сопротивление назначению ханов из его потомков. А в целом, похоже, что ожидания сторон от подданства Казахского ханства России оказались завышенными. Так, русские источники пестрят обвинениями в набегах «шайки буйной вольницы киргиз» на пограничные русские поселки, уводе людей в плен, разного рода вероломных поступках. Отмечаются взаимные претензии на этой почве между русской администрацией и руководством Малого жуза, в том числе и при жизни Абулхаира.

В свою очередь, в исторической литературе советского времени указывают на давление, оказываемое на казахов разными способами русской линейной властью. Например, укрепленные линии носили не оборонительный характер, как это преподносилось, а наступательный – в глубь Степи,
обеспечивая захват лучших земель и кочевий. Случались и военные набеги на казахов под предлогом наказания их «за противоправные действия».

Век рыцарства

К цели совершенно другого рода в этот же период шел упорно Абилмансур (будущий Аблай-хан, 1711-1781 гг.). До последнего мига своей жизни всеми силами отстаивал он свободу и независимость казахского народа. Тем самым снискал преданность и благодарную память следующих поколений. О нем сложены легенды и предания. Войска шли в атаку с его именем на устах. По словам его правнука Чокана Валиханова, народ считал его воплощением духа, ниспосланным для свершения великих дел. Век Аблая у них является веком казахского рыцарства.

Этому человеку выпала уникальная судьба. Мальчика семи (по другой версии – тринадцати) лет после убийства его отца спас сердобольный раб. Не раскрывая никому ни настоящего имени, ни происхождения, под именем Сабалак (Оборванец) работал пастухом у зажиточного казаха. Когда было объявлено о предстоящем сражении с джунгарами, вступил в ополчение. И 19-летний юнец в первой же битве «Аныракай» личным мужеством и отвагой открыл путь к победе казахскому войску.

За что, по преданию, хан Среднего жуза Абулмамбет, его троюродный брат, уступил ему ханский трон. По официальной версии и свидетельству
Ч. Валиханова, ханом он избран в 1771 году. В то же время, по словам ученого, еще в 30-х годах XVIII века Аблай был самым влиятельным лицом в Среднем жузе, что русское правительство больше сносилось с ним, чем с настоящим ханом.

Хан или султан?

По Шакариму, Аблай избран ханом в 1735 году после смерти хана Самеке. По мнению же японского историка Зокото, начиная с 1750 года ханский престол в Большом жузе занимал Абулмамбет, после него – его потомки, а Средним – правил Аблай. Китайский историк Су Бихай выдвигает версию, согласно которой Абулмамбет занимал ханский трон Среднего жуза в 1741-1743 годы вместо Аблая, находившегося в это время в плену у джунгар. И вернул его, как только тот освободился и вернулся на Родину.

Ссылаясь на этнографа Курбангали Халиди и другие источники, Су Бихай приходит также к выводу, что Аблай, независимо от того, был он утвержден русским царем или нет, фактически Средним жузом правил с 1735 года, кроме того, с 1743 г. управлял еще большей частью Большого, некоторой территорией Младшего жузов. Таким образом и китайский ученый приходит к выводу, что Аблай признан казахским народом великим ханом всех трех жузов.
Так оно или нет, по данным исторической литературы, в политическом поле значительной территории Казахстана, по крайней мере второй половины XVIII века, этот человек выступает как главное действующее лицо. Кстати, то, что власть Аблая признал Большой жуз, подтверждает и Ч. Валиханов.

Неважно, значился он ханом или султаном, действовал как настоящий правитель, независимо ни от кого. В период заката Джунгарии применил многоходовую хитроумную комбинацию, чтобы вконец ослабить, ускорить ее падение, навсегда освободить казахский народ от угроз с ее стороны.

Между «львом и драконом»

Было время, сражался с превосходящими войсками Китайской империи. Возникла необходимость – «вошел в сношение» с ее богдыханом (императором), признал себя его вассалом, получил дары и княжеский титул. В личном свидании с илийским цзянь-цзуном (генерал-губернатором) заключил выгодный для казахов торговый договор.

Сразился и разбил наголову киргизов (бурутов) и среднеазиатских владельцев, пытавшихся захватить Сузак, Сайрам, Туркестан и другие города. Эта война, в которой он проник вплоть до Джизака, завершилась взятием семи городов и обязательством Ташкента платить ему дань.

Непредсказуемые действия Аблая озадачивали русскую администрацию постоянно, причиняли немало беспокойств. Ей приходилось прилагать большие усилия для того, чтобы «приласкать» его, отвадить от сближения с Китаем. Аблай объявлял о своем вступлении в подданство то России, то Китая, от того и от другого получал утверждение в ханском звании. Искусно вел политическую игру между «львом и драконом» и, «благодаря искусству и изворотливости», смог сохранить полную независимость до самого конца своего земного бытия.

Заявлял, что избран ханом всеми тремя жузами, поэтому от русской администрации требовал утверждения только в этом статусе. Когда же в 1778 году русским царем ему было пожаловано звание хана Среднего жуза, для принятия знаков ханского достоинства и присяги не явился ни в Оренбург, ни в Петропавловскую крепость. На наш взгляд, за всем этим должно и нужно усматривать не каприз неординарной личности, а его неодолимое желание видеть казахский народ единым, объединенным под одним знаменем, под властью одного правителя.

Не находя возможным пойти навстречу этому желанию, высочайшим царским указом повелевалось постараться найти в орде соперника этому «упрямому и в своей стороне знаменитому варвару». Досоветские русские источники указывают, что вследствие всего этого фактическое присоединение к России казахов Среднего жуза началось в 1798 году, (цитирую): «но совершалось оно тихо, без всякой торжественности и выстрелов».

А принятие в подданство всего Казахстана завершено, согласно тем же источникам, в 1865 году, растянувшись на долгие 134 года.

Вопреки всем угрозам и невзгодам, неопределенности исторического будущего, не просто было народу отдавать свою судьбу в чужие руки.

Шакерхан Азмухамбетов

(Продолжение следует)

Еще новости

Культура

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфу

В истории казахов первая четверть XVIII века, особенно десятилетие, прошедшее после хана Әз-Тауке, до сих пор кровоточит в народной памяти. Этот период называют полосой кровавых событий, когда чуть ли не каждый год происходили самые настоящие побоища между казахами и джунгарами. Казахские ополчения терпели поражение за поражением.

От Касыма до Аблай-хана:  через тернии к триумфу

Сокрушительный удар джунгарские войска нанесли им в 1723 году, оставшемся в народной памяти как Год великого бедствия. Тогда казахи потеряли большую часть своих земель, в том числе главные города Туркестан и Ташкент. Мужчины погибали под ударами меча, старцы-вожди родов – во время бегства. Даже новорожденные дети мужского пола гибли на безжалостно остром конце вражеского копья: говорят, у джунгар была цель казахский народ истребить полностью.

Песня-реквием «Елiм-ай!»

Уцелевшая часть народа, лишенная всего, бежала до Ходжента и Хивы на юге, рек Орь и Уил – на западе. Утверждают, что в этом ужасном году погибло две трети всего казахского народа. Об этих трагических событиях, о растоптанной земле, оскорбленной чести, униженном народе была сложена душераздирающая песня-реквием «Елім-ай», дошедшая до наших дней.

Историки называют разные причины этих поражений. Считают, что в этот период в ханстве не оказалось личности, способной заменить Әз-Тауке, под одним флагом объединить весь народ. Ханы Болат, Самеке, Абулхаир возглавили отдельные жузы. Кто-то из них был слабым и безвольным, кто-то слишком честолюбив. К тому же враг вторгся в неудобное время – ранней весной, застал казахов врасплох.

Все эти и другие доводы историков можно принять к сведению, но не на веру. Слов нет, роль личности в истории велика. Одни могут стать спасением для страны и народа даже в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях, другие своими необдуманными и неумелыми действиями – толкнуть их в пропасть. В нашем случае, как нам кажется, обстоятельства оказались сильнее возможностей страны, ее народа устоять под ударами ужасающей силы.

Откуда силы взялись?

О положении казахской Степи в этот период генерал-майор русской администрации И. Крафт, вторя Ч. Валиханову, пишет: «На киргизов (казахов – Ш. А.) стали нападать с запада волжские калмыки, с севера – башкиры и сибирские казаки, с востока – зюнгары (джунгары – Ш. А.)». Другие добавляют в этот перечень уральских казаков и вторгшихся с юга бухарцев.

В другом источнике участь Казахского ханства сравнивают с положением зайца, обложенного со всех сторон сворой гончих. С учетом этого, на наш взгляд, можно допустить вполне, что не честолюбие султанов привело к появлению «своего» хана в каждом жузе, а возникшая необходимость каждому из них брать под защиту свои пределы.

В то же время нет сомнений, что джунгары в этот период стали грозной, доминирующей в Степи силой. Как сумел набрать такую мощь этот народ, которому не один век успешно противостояло Казахское ханство? Для того чтобы разобраться в этом, обратимся к предыдущей столетней истории джунгар. Проследим их внутренние дела и внешние сношения с соседними государствами.

В этой связи нельзя не сказать о большой работе, проведенной правителями – Батуром-хунтайджи (1635-1660), Галданом-Бошокту (1670-1697) и Цеваном Рабтаном (1697-1727) – по объединению разных племен, созданию централизованного государства. Оно набралось опыта и достигло военной мощи в длительной войне с китайцами. Есть также мнение, что и Китай, выталкивая джунгар из их исконных кочевий, всеми способами поощрял их продвижение к Средней Азии и Казахстану.

Не одними обещаниями

В начале XVII века монгольская земля разделялась на две части: Алтын-ханов и джунгар, соперничавших между собой. И те и другие в борьбе между собой и с враждовавшими с ними кочевниками нуждались в помощи русского царя. Специальную миссию с просьбой принять в подданство Алтын-хан послал в Москву в 1616 году, джунгары – в 1619-м. Обе миссии, как утверждают источники, были приняты русским царем Михаилом Романовым в 1620-м году.

Создается впечатление, что и Россия была заинтересована в дружественных отношениях с ними. Архивные документы подтверждают шесть русских посольств к Алтын-ханам, начиная с 1616 по 1659 год. О чем договаривались «стороны» за закрытыми дверями, теперь нам уже не узнать. Автор «Землеведения Азии» К. Риттер пишет, что Алтын-ханы, находившиеся в настоящей вражде с казахскими ханами, до 1690 года, пока не подчинились джунгарскому царству, поддерживали дружественные отношения с русскими.

Похоже, что подобные связи русские поддерживали и с Джунгарским ханством. По крайней мере, о происходящих в этот период событиях между казахским и джунгарским государствами мы узнаем из докладов русских послов, находившихся в ставке джунгарских кунтайджи. Например, И. Златкин приводит слова посла Меньшого-Ремезова о том, что он в ставке Батура-кунтайджи (1640 г.) отдавал ему «государево жалованье». То есть назначенное российским царем. Но и задолго до этого джунгарский Байбагыс-тайша «верой и правдой служил русскому царю».

О триумфальной победе и трагической гибели Жангир-хана мы узнаем также из сообщений русского посла из ставки кунтайджи. Видно, что в этих отношениях дело не ограничивалось обменом посольств, обещаниями принять в подданство и назначением жалованья для князей. Тот же И. Златкин пишет: «Документы свидетельствуют об организованной им (Батуром-кунтайджи) закупке оружия и предметов военного снаряжения в Кузнецком уезде, куда он направил своих представителей, которые «у государевых людей покупают куяки (род кольчуги – И. З.), и шеломы, и стрелы, и копья, и всякое железо». Эти приготовления 1644 года были вызваны, как указывает источник, желанием джунгар отомстить казахскому хану Жангиру. Как мы помним, «отмщение» произошло позже, в 1652 году.

Кажется, что в решающие моменты противостояния казахов и джунгар простое везение и чистые случайности были на стороне последних и сыграли им на руку. Так, офицер шведской артиллерии Густав Ренат, сначала попавший в плен к русским, затем, в 1716 году, – к джунгарским калмыкам, наладил для них производство пушек и мортир. Не приходится сомневаться, что в часы решающих сражений Года великих бедствий артиллерия, созданная им, сыграла не последнюю роль.

Успехом не увенчались

Увы, внешние отношения казахов с Московией сложились не столь удачно. И. Крафт пишет о попытках Ивана Грозного «завязать сношение с казахами», которые не увенчались успехом. Так же, как и об интересе Петра первого к казахским степям, которые называл «ключом к вратам Индии». В то же время, обращения казахских ханов, начиная от Тауекеля до Каипа, к российским царям с просьбой принять в подданство и с предложением о мире и союзе, Крафт считает неискренними, только обходными маневрами, предпринятыми для решения других проблем. Он, как нам кажется, недалек от истины. Для Казахского ханства в эти века было важнее всего получить у северных соседей «огненного бою», то есть огнестрельного оружия.

Примечательно, что в указе Правительствующего сената России 1747 года, уже после принятия частью казахов русского подданства, все русские торговцы «под жестоким штрафом» были предупреждены «не продавать казахам всякого оружия, пороху, свинцу».

Понятно, что для Российского правительства не было никакого резона укреплять чужую обороноспособность. Перед ним стояли другие задачи. Как пишет Крафт в Кратком историческом очерке (1898 г.), Московское государство, которому внутренние и внешние дела в XVII веке не позволяли заняться колонизацией южной части сибирских владений, в начале XVIII века предприняло устройство там крепостей и форпостов. Так, в 1718-1720 годы (когда казахи и джунгары бились между собой не на жизнь, а на смерть – Ш. А.) были заложены Семипалатинская, Усть-Каменогорская и Коряковская (ныне Павлодар) крепости.

Высказывается мнение, что Алтын-ханы и Джунгария рассматривались русскими как заслон на пути агрессивных устремлений Китая на запад и как орудие «усмирения» кочевников казахской Степи. Естественно, до той поры, пока между Россией и Джунгарским ханством не возникли противоречия в связи с успехами российской колонизации, повлекшими за собой оттеснение ойротских кочевий в конце второго десятилетия XVIII века.

Блистательные победы

Касаясь причин длительного противостояния джунгар и казахов, историки, как правило, обращают внимание на стремление каждой из сторон расширить свое кочевье и установить контроль над караванными путями и центрами торговли. Нам же кажется, что геополитическая ситуация, складывающаяся в окружающем мире, когда за новыми рынками и колониями устремились соседние крупные державы, заставляла эти ханства действовать энергично, кроваво разбираясь между собой. Этого требовал инстинкт самосохранения.

Тем временем, события в Степи развивались своим чередом. Чтобы выжить, возвратить и отстоять свои земельные владения, не исчезнуть, сохранить страну, казахам потребовалось совершить беспримерный подвиг. Об этом в «Сборнике узаконений о степных киргизах» (Оренбург, 1898 г., составитель И. Крафт) сообщается: «Преисполненные единодушным желанием возвратить свою родину, занятую чужеземцами, киргизы (казахи – Ш. А.) с редким мужеством бросились на своих врагов-зюнгаров и скоро разбили их в разных местах и заняли свои прежние кочевья».

Первые победы, которые исследователи называли не иначе как блистательными, когда джунгары «понесли полный погром», казахские воины одержали в 1726 году в отрогах Ұлытау, у рек Буланты и Карасиыр. Для того чтобы выйти к этим рубежам неожиданно для врага, они за два-три дня проехали 200-300 километров, что само по себе произвело ошеломляющее впечатление как на современников, так и на поздних исследователей.

Еще более убедительную победу казахские ополченцы одержали в бою, произошедшем в 1730 (по другой версии – в 1729) году на юге озера Балхаш. Эта битва получила название Аныракайская, в смысле – вызвавшая рыдания у поверженного врага, войны с которым продолжались с отдельными передышками в течение 150 лет.

С этой битвы, в ходе которой зажглась звезда Аблай-хана, и началось окончательное освобождение казахов от джунгарского ига.

Шакерхан Азмухамбетов

Еще новости

Общество

От Касыма до Аблай-хана: через тернии к триумфу

Жил-был хан. Восседал на золотом троне в золотом же шатре. …Так начинались сказки нашего детства. Генная память не подвела тех сказочников. О престолах владык кочевых империй «с ножками из серебра», «усыпанных жемчугом и яхонтами», золотых шатрах, коронах, обложенных золотом, времен от Бату-хана до Уразмухамеда оставили письменные свидетельства многие очевидцы.

От Касыма до Аблай-хана:  через тернии к триумфу

Не ради венца и престола

В тех наших сказках встречались ханы мудрые и не очень. Дальновидные и близорукие. Как, впрочем, в любой другой сфере человеческих отношений. Но если учесть, что в те века, ощетинившиеся во всеоружии всех против всех, казахи сумели состояться как народ, страна их – как государство, то, надо полагать, что первых из них было больше, чем вторых.

Тут будет уместно сказать еще и вот о чем: в нашем сознании с «помощью» господствовавшей в прежние годы идеологии укоренилось понятие о ханах, как о людях, кому нет дороже ничего, кроме власти, короны золотой и престола высокого. Исторические же факты, если познакомиться с ними поближе, требуют внести существенные коррективы в это утверждение.

Так вот. Из тех преданий народных встает могучая и яркая фигура Касыма (годы власти 1511-1522 гг.). Правда, после Жанибека по праву престолонаследия правителем был провозглашен Бурундык, чей образ, скажем прямо, не подобающий для государственного деятеля, выведен в трилогии Ильяса Есенберлина «Кочевники». Но пока тот занимал престол в течение долгих 35(!) лет, за него вел дела государственные его двоюродный брат Касым.

«Воевал», то есть покорял страны, вел дипломатию, строил и организовывал жизнь подвластного ему народа, да так, что на зажженный им в степи свет потянулись племена и роды отовсюду. Все это, заметим, находясь на вторых ролях, будучи рядовым султаном, но играя первую скрипку в делах государственных. А одиннадцатилетний период его собственного правления история характеризует как время наибольшего могущества Казахского ханства.
Так, летописец Мухамед Хайдар Дулати, очевидец тех бурных событий, утверждал, будто Касым покорил весь Дешти-Кыпчак, где после Джучи такой властью не пользовался никто. Хотя историки усматривают в этих словах некоторое преувеличение, потрясающие успехи его в государственном строительстве не вызывают сомнений.

Лезвие меча и острие сохи

При всех успехах в военном деле, он, мудрый человек, в стремлении строить достойную жизнь для своего народа ставку делал больше на острие сохи, чем на лезвие меча. При нем было развито земледелие на поймах рек. Бойко шла меновая торговля в городах. Переживало возрождение ремесленное искусство. Расширялись географические и исторические горизонты ханства, за что его справедливо прозвали «собирателем земель». В этот период численность населения ханства достигла миллиона человек, а войск – 300 тысяч.

При всем этом он чуял сердцем, что станет народ единым целым, если только будут придерживаться единых норм и правил жизни. Издал свод законов, регулирующих имущественные, уголовные, воинские, посольские права и общественные отношения граждан.

Свободу казахского народа он называл главной целью своей жизни. Считал, что он ее достиг. Опасался распрей после себя, розни и вражды между своими наследниками, что в конце концов и произошло. За полтора десятилетия после него «делили» трон между собой пять человек, растеряли почти все, что добывали потом и кровью великие отцы и деды. Не один из них погиб в междоусобной войне и с внезапно усилившимся внешним врагом.

И встал колос могучий

Но какие ни были худые годы и лихие времена, на доброй, тучной почве не может не вырасти могучий колос. Народ же казахский еще был полон энергии жизни, одухотворен мечтой о своем будущем. Душа его жаждала борьбы, звала к движению вперед. На зов откликнулся новый лидер – сын Касыма Хакназар-хан (1538-80). Говорят, за более чем трехвековую историю Казахского ханства он правил им дольше всех – 42 года! При этом силой оружия сумел дать отпор внешним врагам, со всех четырех сторон посягавшим на свободу страны и народа. Искусно проведенная им дипломатия позволяла вчерашних противников превратить, хотя бы на время, в союзников.

Успехи его во всех сферах жизнедеятельности страны получили широкий резонанс, говоря современным языком, на евразийском пространстве. Ссылаясь на башкирские источники, русский историк Петр Рычков писал о том, что Хакназар Башкирию, Казанское, Сибирское и Астраханское царства, ногайцев, Бухарию, Хиву, Ташкент, обложив их данью, «под власть свою покорил». Сообщение, хотя в нем и присутствует явное преувеличение, говорит о растущей мощи Казахского ханства в этот период и влиянии его на окружающие страны.

Мурза некогда грозной Ногайской орды жаловался Ивану IV, что народ его, в том числе родные племянники, «приложились к козацкому царю», то есть со своими людьми уходят к Хакназару. Русские послы утверждали, что сибирский хан Кучум, только вчера имевший виды на казахскую степь, теперь остерегается ступить туда с оружием в руках. Сообщается, что в это время казахское ханство наладило торговые и политические отношения с Москвой, «было в миру с царем», то есть с Иваном Грозным. Как утверждают источники, к концу правления Хакназара, лет на десять, в всегда шумной и беспокойной степи был установлен устойчивый мир.

Нет равных в Дешти-Кипчаке

Но ничто не вечно под небом. Снова пришло время смены правителя. Среди многочисленных претендентов на трон началась изнурительная и многолетняя борьба. В этой борьбе зажглась звезда Тауекеля, сына хана Шигая (1586-1598 гг.). Для этого осуществил гроссмейстерскую «шахматную комбинацию»: вначале, скорее всего, в тактических целях, встав под ружье шейбанидских правителей, кровных врагов Казахского ханства, затем, в конце концов, повернул оружие против них самих.

Источники прежде всего обращают внимание на его личные качества. Во-первых, «был красив станом». Во-вторых, «по храбрости, смелости, мужеству не имеет равных и славится во всем Дешти-Кипчаке». Даниил Губин, направленный в Ногайскую орду ранее самим Иваном Грозным, писал в Москву: «Сказывают, казахи дюже сильны. Сказывают также, что Ташкен воевали, царей их и царевичей, дважды бились с ними и казахи их побивали». История подтверждает, что «воевал» Тауекель, то есть покорял города Самарканд, Туркестан, Ташкент, Фергану. Объективности ради говоря, и победы он блестящие одерживал, и поражения, бывало, терпел. Но несомненно, что поставил страну на твердые ноги.

Помимо того, по сообщениям современников, обладал большим политическим влиянием за пределами Казахского ханства. Например, в Могулистане, в то время еще мощном и сильном, «в решении вопроса, кому быть на троне в Чалыше и Турфане, позиция Тауекеля была определяющей», свидетельствуют источники.

В дипломатическом ключе

Представляется, однако, что глядел он куда дальше как в пространственном, так и временном измерениях. Учредил посольство в Москву, царю Федору.
Просил, помимо всего прочего, принять его в качестве подданного государства Московского. Что подвигло его к такому шагу, известно одному Богу. Вроде ни ему лично, ни стране, подвластной ему, в этот период не грозило ничего.

Напротив, в этом посольстве Тауекель назван «царем казацким и калмыцким». Уточнялось: «Сам в казацкой орде учинился, а брата Шах-Махмета посадил на калмыках». То есть дал ему в подчинение некоторые джунгарские роды. И вдруг – просьба о подданстве! Может быть, зрячим сердцем узрел мудрый политик, какие беды на казахскую землю несет грядущий XVII век. Еще больше – следующий за ним восемнадцатый. Рассчитал, что без локтя могучего и дружественного соседа придется тяжко его народу. Увы, так он мыслил или не так, мы можем только гадать.

Как бы то ни было, все «решилось» в дипломатическом ключе, стократ испытанном с давних, дедовских времен и живучем поныне. Федор Иванович «принял» его «под свою царскую руку», то есть в подданство. Пообещал прислать «царю и царевичам огненного бою». Огнестрельного оружия, говоря другими словами, в котором у степняков была острая нужда. Разбираться же со своими противниками поручил самому Тауекелю.

Сегодня многие задаются вопросом, почему же не состоялся тогда военный союз между Москвой и Казахским ханством? Нам кажется, ответ лежит на поверхности. У царя Федора и в целом Московского государства в отношении Центральной Азии уже тогда были далеко идущие планы. И вооружать кого бы то ни было, тем более непредсказуемых и беспокойных кочевников, в эти планы не входило. А там в двери самой России все настойчивее стучалось «смутное время».

А Тауекель-хан, оставшийся в истории благодаря дальновидной политике и ратным подвигам, как подобает настоящему воину, умер вскоре от раны, полученной в бою.

(Продолжение следует)

Шакерхан Азмухамбетов

Еще новости

Back to top button