Жажда свободы, бурлившая в крови
В Уланском районе отмечают столетие Та-интинского восстания, оставшегося в истории под названием «Орай шап», в переводе – наступление в обхват. Издали книгу, основу которой составляют архивные документы, воспоминания, записанные в предыдущие десятилетия историками, краеведами, писателями и журналистами из уст участников и очевидцев этого трагического события.
Поводом для выступления послужил указ российского императора Николая II о призыве казахов, как представителей «инородческого населения», на «тыловые работы» в первой мировой войне. Заметим: в 1916 году такими выступлениями была охвачена вся казахская Степь.
Их принято называть стихийными, поскольку не было какого-либо единого организационного центра. Судя по всему, между отдельными очагами выступлений не было не то что взаимодействия, но и даже обмена информацией.
Тем удивительнее, что казахи Таинтинской волости безошибочно просчитали как политические аспекты царского повеления, так и его социально-экономические последствия. В годы войны народ дошел до крайнего предела обнищания. Налоги возросли. Помимо того, по Казахстану на разные пожертвования были изъяты тысячи юрт, десятки тысяч голов скота, преимущественно кавалерийских лошадей. Все для военных нужд.
Государев указ от 25 июня 1916 года обязывал призвать почти все мужское трудоспособное население от 18 до 43-х лет «для работ по устройству оборонительных сооружений» там, где шла война. По бывшей Семипалатинской области подлежали немедленной мобилизации 85 тысяч человек.
Это означало, что казахские аулы опустеют. Некому будет готовить хозяйства к зиме. Повстанцы верно просчитали, что мобилизация обрекает остающихся на голодную смерть. Но, если взять события того времени в общенациональном масштабе, то похоже, что причиной массовых выступлений послужили не только житейские проблемы.
Известно, что с вхождением в состав России казахи всеми силами стремились стать вровень со всеми народами в знании, культуре, экономике и в быту. В том числе были не против послужить империи в качестве военной силы. Есть сведения, что вопрос об армейской службе казахской молодежи поднимала казахская элита, принявшая участие в церемонии коронации Александра III в 1883 году.
Целью демарша было, пользуясь службой в россий-ской армии, подготовить национальные военные кадры. К этой теме казахи возвращались и в новом, XIX веке. Но власти не собирались вооружать, тем более обучать военному делу «неблагонадежное» инородческое население. В этой ситуации призыв казахской молодежи не на армейскую службу, а на «окопные» работы был воспринят в Степи не иначе, как заведомое унижение.
Другой аспект проблемы был связан с земельной по-литикой царской власти. К концу XIX века, можно сказать, вся казахская земля была опоясана «оборонительными линиями». Цель их сооружения состояла, как предельно ясно изложено в официальном докладе императору министра иностранных дел графа Нессельроде, «в приобретении через сие значительного количества хлебопахотных земель… для чего необходимость требует очистить сии земли от киргизов, которые на них кочуют».
Проблема обострилась в связи с так называемой внутренней колонизацией, в результате чего лучшие земли местных жителей уходили под переселенческие участки. В этой ситуации привилегии служащим в действующей армии давали возможность сохранить часть этих земель, вывести их из перечня изымаемых земель. Но как верховные, так и местные власти остались глухи к этим обращениям, не шли ни на какие компромиссы.
Особенное возмущение народных масс вызвал документ, подписанный генерал-губернатором Степного края Н. Сухомлиновым. Он освобождал выходцев из «белой кости», султанов, тюре от призыва. А состоятельным казахам-простолюдинам давал возможность вместо своих детей нанимать других из числа бедняков, батраков или должников.
Списки людей, подлежащих отправке на «окопные работы», составлялись волостными правителями в условиях особой секретности. Кто может попасть в них, а кто будет освобожден от повинности идти на унизительную «черную работу», люди могли просчитать безошибочно. Положение обострялось.
К чести таинтинских жителей, они не сразу взялись за оружие. Сагымбай Жетписулы, прошедший обучение в русской школе, возглавив повстанцев, прежде чем перейти к решительным действиям, посчитал необходимым разобраться в сложившейся ситуации. Поддерживал связи с Жубандыком Болганбаевым, который сотрудничал с газетой «Правда». Направил депутацию в Семипалатинск с поручением разузнать обстановку в областном центре.
Посланцы его побывали и в Тургусуне. Встречались с незрячим поэтом Еламаном Баулыкулы, который тесно общался с революционно настроенными русскими. Мнение этого человека сводилось к тому, что эта война не во благо России и ее народа. Неспроста русские солдаты все больше оставляли фронт, возвращались домой. Власти эту брешь хотели заполнить призывниками-«инородцами».
Немало крови могло пролиться из-за открытого выступления против царского повеления. Кстати, от этого предостерегали и лидеры алашского движения в обращении ко всем казахам. Стало очевидно, что «туземный» народ оказался меж двух огней. Куда ни повернешь – всюду гибель. Повстанцы пришли к выводу: свободу надо отстаивать силой. Двум смертям не бывать!
По воспоминаниям участников события, собралось около двухсот отчаянных джигитов. Начали вооружаться, готовиться к решительным действиям. По существу, никакого оружия, тем более, огнестрельного, у них не было. Это подтверждается в рапорте командира карательного отряда С.М. Воробьева: «Киргизы были вооружены суюлами и палками с набитыми острыми железными наконечниками». Заметим: суюл – просто палка, дубинка, без наконечников. В этом и других рапортах указывается многократно преувеличенная численность бунтовщиков – до трех-четырех тысяч человек.
Свое выступление повстанцы начали с того, что совершили нападение на аул волостного правителя. Уничтожили списки призывников. Отобрали у старшины печать. Самого волостного взяли в заложники. Надо сказать, что с этого начинали свои действия почти во всех очагах сопротивления. Не исключено, что таким образом бунтовщики рассчитывали принудить к конструктивному разговору колониальные власти.
Судя по официальным документам, переговоры уездного начальства с жителями всех волостей – Буконьской, Кулунджунской, Курчумской и других – происходили в присутствии «нижних чинов полиции и полусотни казачьих войск».
Что касается встречи, состоявшейся 31 июля 1916 года в урочище Карабалапан Таинтинской волости, ни о каком конструктивном разговоре речи быть не могло. Начальство требовало неукоснительного выполнения государевой воли, в противном случае угрожая применением силы. Народ выражал свое твердое решение не идти на гибель на чужбине в бессмысленной войне, обрекая на голодную смерть остающихся дома близких и родных.
«Переговоры» закончились тем, что, как сообщалось в рапорте сотника Воробьева, бунтовщики «сели на коней и с гиком бросились на полусотню с целью смять ее массой. Взвод казаков открыл ружейный огонь. Часть атакующих пошла в обход полусотни с намерением взять ее в кольцо. Потерпев урон, киргизы ушли в горы».
На следующий день на Карабалапан повторно приехали два взвода войск с четырьмя пулеметами. Но никого из «киргизов» не застали. «Киргизы, видя военную силу, успокаиваются», докладывает сотник. Более убедительный аргумент трудно придумать. Нам остается добавить, что приблизительно в таком же ключе описывают события того дня его непосредственные участники из числа повстанцев.
В коротком неравном бою погибли тринадцать человек из числа повстанцев. Восемь человек, по другим показаниям – четырнадцать, привлечены к суду. Провели в заключении в Усть-Каменогорске семь месяцев и семь дней. Существует мнение, что от неминуемой смертной казни их спасла февральская революция 1917 года.
По некоторым сведениям, в Уланском районе подлежала мобилизации одна тысяча человек. Из них 500 были привлечены к «окопным работам» близ Варшавы. Несколько десятков «призывников» из Таинтинской волости использовали в качестве слуг в селениях на Бухтарминском побережье в семьях солдат, которые в это время находились на фронте.
Исследователи сходятся во мнении, что восстание 1916 года, охватившее практически всю Степь, стало одним из мощных выступлений казахов против колониальной политики царизма. К ним присоединялись рабочие промышленных предприятий из числа казахов, в том числе Риддерского акционерного общества. В Петербург беспрерывно шли сообщения военных губернаторов о срыве мобилизации. Ситуация находилась под личным контролем военного министра.
В местах, где складывалась наиболее напряженная ситуация, действовало военное положение. Репрессивный аппарат работал с двойной, тройной нагрузкой. В результате всего этого, по сведениям, численность казахов за год сократилась более чем на 600 тысяч человек.
Источники утверждают, что политическая оценка событиям 1916 года была дана, что называется, по свежим следам. Депутаты Государственной думы иницировали рассмотрение вопроса на заседании военно-морской комиссии, состоявшемся 27 ноября того же года. В итоге вынесено заключение, что царский указ, из-за которого на беззащитный народ обрушилось столько бед, не имел юридической силы.
После февральской революции образована чрезвычайная следственная комиссия по расследованию противозаконных действий бывших министров, других должностных лиц.
Герои, которые нашли место вечного упокоения в урочище Карабалапан, стали предвестниками реальной Независимости, которая пришла спустя три четверти века после тех кровавых событий. Глубоко символично, что столетие сражения Орай шап совпало сегодня с 25-летием Независимости Казахстана.
Что касается жителей Уланского района, то они вот уже полвека по крупицам собирают сведения, как их отважные земляки сражались за свободу, честь и достоинство своего народа. Помнят о том суровом уроке истории и чтят имена бесстрашных бойцов.
