Вечный эль завещан предками

В начале этого года популярная российская «Литературная газета» сообщила о выходе в свет первой персональной энциклопедии «Лев Гумилев» под редакцией доктора исторических наук, ректора Евразийского национального университета (ЕНУ) в Астане Ерлана Сыдыкова.

Сообщалось, что том подготовлен научно-исследовательским центром «Алаштану» при Казахском гуманитарном юридическом университете в Семее совместно с группой ведущих казахских ученых-историков и ЕНУ имени Гумилева, составлен директором центра Турдыгулом Шанбаем. Представляя ее читателям «Литературки», президент Российского книжного союза Сергей Степашин оценил фолиант как «долгожданное и фундаментальное издание», являющее собой «новое, весомое слово в гумилевоведении».

С тех пор прошло время, достаточное для того, чтобы отложилось первое впечатление, на событие успели отреагировать научный мир и сообщества думающих людей, неравнодушных ко всему, что происходит или может произойти в ближайшем и отдаленном будущем на нашей неспокойной планете Земля. И оказывается, что, как бы ни относилась к «последнему евразийцу» академическая историческая наука недавнего прошлого, кое-где и современности, идеи евразийства и пассионарная теория, которые выдвинул и отстаивал всеми силами души Лев Гумилев, живут в памяти и продолжают волновать умы людей на постсоветском пространстве.

Вот, вкратце, некоторые, весьма характерные отзывы россиян, размещенные в сети: «Не признан ни обществом, ни официальной исторической наукой, но все происходит по его (Гумилева) пассионарной теории этногенеза». Или вот: его идеи – это «ключ к проблемам, которые становятся центральными в XXI веке». И как искреннее признание: «Спасибо казахским ученым за их инициативу (по подготовке и изданию энциклопедии – Ш.А.)». На этом фоне – точное и многозначительное наблюдение: «В «Советском энциклопедическом словаре» 1985 года не упоминается Лев Гумилев». Могу засвидетельствовать: не упоминается он и в издании 1990 года.

Отталкиваясь от последнего замечания, резонно думать, что творческая судьба Льва Гумилева роднит его с другим крупным и «загадочным явлением русской культуры» – философом Василием Розановым. И тот, и другой мыслили масштабно и неподражаемо, по свидетельству признанных мастеров пера, «писали неординарно, как никто». А вот современники от них отворачивались, хуже того – подвергали обструкции, исследователи обходили молчанием. Предсказывали, что потомки либо забудут о них, либо будут вспоминать, но только с укором. А вышло так, что время внимательного прочтения наследия ученых, настоящего погружения в глубины дум и мыслей и признания наступило только теперь.

Если вдуматься, и сама жизнь Льва Гумилева, от начала до конца полная трагизма, но в конце концов увенчавшаяся бесспорным триумфом научной мысли, «читается» как мудрое и поучительное повествование о гражданском и научном подвиге человека с удивительной судьбой. Замечательные идеи, по признанию самого ученого, у него рождались нередко в заключении, «под нарами на голом бетонном полу».

Ушедшее время невозможно пережить повторно. Но историю переписывать, в угоду господствующей идеологии, оказывается, не составляет большого труда. Подобные потуги мы и сегодня видим. А для того, чтобы, говоря словами Олжаса Сулейменова, преднаучное мышление не принять за научное, нужно всего-то уметь пользоваться фрагментами, отслоенными от фактов, не вписавшихся в формат официальной «науки», в «канонизированную» историю. Лишь научившись пользоваться таким инструментом, мы можем во всей полноте охватить взором евразийское пространство, в которой живем, «принять» послания предшественников далеких, которые завещали потомкам удержать эти территории.
Убеждаться еще и еще раз, что не с тем изначально пришли степные кочевники на эти просторы и жили подолгу среди других народов, чтобы только греметь оружием и сеять хаос, как настойчиво убеждали нас много лет.

Тысячи лет назад от Алтая до Балкан, до самого сердца Европы, по берегам Урала, Волги, Дона, Днепра и Дуная несли они оригинальное свое письмо. Наравне с другими звучал на этих просторах язык кочевого народа, звучный и выразительный. Пришли с ними и другие сопутствующие атрибуты культуры, пользоваться которыми прихорашивающаяся тогдашняя Европа отнюдь не считала для себя зазорным. Оттолкнувшись от таких «отслоений» от фактов истории, взвесив и всмотревшись в них, мы можем принять на веру вывод «последнего евразийца», считавшего, что в становлении Восточной Европы переплелись воздействия многих суперэтносов. В том числе не в последнюю очередь – евразийских тюрков-кочевников, мусульманского и христианского миров. А на первом месте находилась Древняя Русь, «сомкнувшая границы с Великой степью» и на этом обретшая мощь.

Трудно не согласиться с выводами первых евразийцев, шедших по этой стезе еще до Гумилева, «о безусловной плодотворной органичной роли степных кочевников в становлении самой России». (Тут, несколько отвлекшись от основной темы, можно упомянуть и о китайском исследователе профессоре Су Бихае, который включил целую главу в свою книгу «История культуры казахского народа» о вкладе наших предков времен Золотой Орды в отнюдь не бедную науку и культуру восточного соседа).

И в повседневной жизни Лев Гумилев видит далеких своих предшественников, хунну и тюрков, вовсе не такими, как их было принято описывать в истории и литературе. Живя бок о бок с другими народами, они, оказывается, «относились к ним как к равным, пусть даже непохожим на них». Общались, могли вести диалог с ними без переводчиков, торговали, роднились. Не без того, конечно, что ругались и мирились, но не навязывали им своего уклада жизни, веру свою (или безверье), не в пример нынешним «цивилизаторам». Отстаивая эту точку зрения, ученый приводит в доказательство тот известный факт, что, например, на Руси в период татаро-монгольского нашествия не была разрушена ни одна церковь.

Случалось, конечно, что Редедя (Ер Дада) половецкий с Мстиславом Храбрым скрестили однажды клинки. Была сеча на поле Куликовом, где в смертном бою сошлись Пересвят с Челубеем, обоюдной гибелью как бы сделав предупреждение, что победы между обитателями одного пространства, призванными удерживать общую территорию, могут быть только условными. Приходилось пройти также через стояние на Угре. Но, начиная еще ранее, с известного сражения на реке Калке, где объединенные силы русских дружин и половецких (кипчакских) войск противостояли татаро-монголам, было намного больше случаев, когда князья и ханы, встав плечом к плечу, отражали угрозы евразийским этим просторам с Запада и Востока. Не раз, перед лицом опасности, заключали союз на высшем уровне Орда и Москва.

При этом для евразийских кочевников было главнее всего удержать территорию, сберечь, пронести через века культуру, исторические традиции и народный дух. Эту же сакральную цель – устоять в вечной борьбе, сохранить Вечный эль, Вечный народ, Вечную страну завещали они грядущим потомкам, для пущей сохранности выбив это завещание на каменных стелах. Этот великий завет находит воплощение в наши дни, в нашей стране, нами, наследниками великих кочевников.

Принцип полицентризма, рассматривавшийся ученым как альтернатива бесспорному евроцентризму, который стремительно набирал обороты в прошлом веке, звучит в унисон, перекликается с точкой зрения многих известных людей прошлого. Джавахарлал Неру, например, допускал существование на планете не одного, а множества центров цивилизации, которые жили не изолированно друг от друга, а в постоянном взаимодействии, обеспечивая таким образом общемировое развитие науки и культуры. Мумии фараонов в Египте тысячи лет назад заворачивали в ткань муслин производства Индии. Чудо архитектуры в этой стране Тадж Махал строил тюрок Устад Иса. Шерстяная промышленность, из которой, как считают, вырос английский капитализм, зародилась на Туманном Альбионе на образцах индийских изделий.

Современные исследователи поддерживают мнение Льва Гумилева о том, что одни центры, пройдя свой путь, замедляют бег, уступая лидерство другим. Но и древние центры, сошедшие на время с дистанции, возвращаются с помощью новых «цивилизационных присадок». Как, скажем, депрессивная Америка Рузвельта возродилась с помощью социалистической присадки СССР, Китаю сегодня открывает мощное второе дыхание – европейская.

Хочется верить, что мы переживаем инкубационный период нового пассионарного толчка евразийского полицентризма, вдохновителем идеи о котором изначально является Казахстан. Выдающийся ученый Лев Гумилев открыл «источник» энергетического потенциала давних обитателей евразийского пространства, стремясь вызвать к жизни новый пассионарный взрыв у нынешних его жителей. В этом главная ценность энциклопедии, которую явили миру наши восточно-казахстанские ученые.

Лев Гумилев называл себя последним евразийцем. Мы же, казахстанцы, можем считать себя достойными продолжателями идеи евразийства.

Выдающийся ученый Лев Гумилев открыл «источник» энергетического потенциала давних обитателей евразийского пространства, стремясь вызвать к жизни новый пассионарный взрыв у нынешних его жителей. В этом главная ценность энциклопедии, которую явили миру наши восточно-казахстанские
ученые.