Общество

Пушкин, возьмите меня в подмастерья!

Пушкин, возьмите меня в подмастерья!

Риддерский поэт Сергей Комов известен не только в области, но и за рубежом. Его лирику по достоинству оценили в соседней России. В копилке автора есть престижная международная премия «Золотое перо», 2-е место на конкурсе «О казаках замолвим слово», а его рассказ «Летучий голландец» стал лучшим в коротком жанре, по версии астанинского альманаха «Нива». Писатель признается, что он ничего не придумывает, а его герои – это люди, взятые из реальной жизни.

Однажды бог Один решил украсть у великанов «мед поэзии». Он хитростью похитил волшебный напиток и раздал его избранным. С тех пор на земле появились поэты, в которых живет божественная искра. Эти люди видят то, что неведомо другим, а когда они читают стихи, вокруг них собирается стар и млад и слушают дивные звуки других миров. Так написано в «Младшей Эдде» про певцов и сказителей, и так будет до конца времен.

А МЫ С ТОБОЙ, брат, из пехоты…

Мастером фронтовой лирики в советской поэзии по праву считается Константин Симонов. Во время войны он был журналистом и большую часть времени проводил на передовой. Ходил в атаку, попадал в окружение, хоронил боевых товарищей. «Жди меня» – это шедевр, или, как сказали бы сейчас, бестселлер на все времена.

Первое стихотворение, которое я прочел у Сергея Комова, тоже было про войну. Оно называлось «Баллада о вед-ре». Уже тогда меня поразило, как человек, наш современник, который, что называется, не нюхал пороху, мог так передать те давние события. Вроде бы обычная ситуация – советские солдаты захватывают немецкий аэродром. Один из них вырезает из крыла самолета клок металла и делает обычное ведро. Этот трофей, как выяснилось, дожил до наших дней:

Эх, крепкое, доброе это ведро!

И чистую воду Победы

Я пью из него, вспоминая добром:

– Царство небесное деду!

А еще мне запомнилась зарисовка о фронтовике, который пришел домой с войны. Чем-то этот образ напоминает Василия Теркина:

Дядя Ваня Протопопов:

В орденах, медалях грудь.

Он в пехоте пол-Европы

Прошагал не как-нибудь…

Расскажи – поднимут на смех:

Невысокий он такой.

Только бил врага он насмерть

Этой крепкою рукой.

Свой путь в стихосложении Сергей начал еще в школе. Затем была армия и филфак Усть-Каменогорского пединститута. В лихие девяностые, чтобы выжить, пришлось заниматься грузоперевозками. На одной из стоянок прямо на глазах у Сергея погиб знакомый шофер. О том, как друзья-дальнобойщики снарядили его в последний путь, есть такие строки:

Какая огромная черная будка,

И кто-то другой за рулем в первый раз.

И, мертвый, сквозь вьюгу он целые сутки

Все слушал и слушал свой старый КамАЗ,

Он старой закалки был, крепкой, кремневой.

И вьюга всю ночь отпевала его.

И в скорби раскинулась солончаковой

Огромная степь для него одного.

ПАЛЬЦЫ ТЯНУТСЯ К ПЕРУ, перо – к бумаге

– После армии писалось помногу, – рассказывает Сергей Комов. – Но из того времени очень мало стихов осталось. Я много сжег, и не жалею об этом. Сейчас процесс происходит совсем по-другому. Каждое слово осмысливаешь, подбираешь. Процесс творчества до сих пор непонятен для меня самого. У Пушкина по этому поводу есть такие строки:

И мысли в голове волнуются в отваге,

И рифмы легкие навстречу им бегут,

И пальцы просятся к перу, перо – к бумаге.

Минута – и стихи свободно потекут.

Я написал, как бы в

качестве ответа, свою версию:

Полина. Поле. Полынья. Полынь.

Слова из сумерек, как звезды, проступают.

Ты, как лунатик, сквозь ночную синь

Идешь над самой пропастью по краю.

…И ради этих всполохов зарниц

Живет душа, чтобы принять, как чудо,

Слова в стихах – подобно стае птиц,

Летят на свет, крылаты, красногруды.

Тернистый путь поэта Сергей прошел поэтапно. С его слов, как и любой начинающий автор он писал обычные юношеские стихи, без особых эмоций и переживаний. Но с приобретением жизненного опыта взгляд стал меняться.

«Прощание с Бико» – одно из этапных произведений. К этой теме Комов вернулся ровно через 25 лет. Это стихо-творение он считает одним из лучших:
По-казахски знаю я немного.

Но казахский учится легко.

Выйди, проводи меня в дорогу,

Девушка по имени Бико.

Дай мне курт, как в детстве приносила,

С оттиском знакомой мне руки,

Чтоб вспомнил я тебя в России

В гиблый час навьюженной тоски.

– Сергей, а какую роль в Вашей жизни сыграл поэт Евгений Курдаков?

– Этот человек, о котором я всегда буду с теплотой вспоминать. Это настоящий поэт, очень мощная личность. Он был еще и замечательным критиком. Очень грамотно, аккуратно, не раня наши юношеские души, он все недостатки мог сказать очень мягко и тактично.

– А вы помните, что он у Вас исправил?

– (Смеется) Я написал стихотворение «Кукушка» из 28 строк. Из этого произведения Евгений Васильевич оставил только одно слово. Обвел его кружком и сказал, что можно теперь начинать. Он мог исправить всего одну букву, и стихотворение начинало звучать совершенно по-другому. Это великий дар и не каждому это дано.

Конец и вновь начало

Сергей Комов пишет не только стихи, но и прозу. Одна из последних книг называется «Родня и земляки» и посвящена родному селу Ново-Тимофеевке. За автора говорят сами герои. Это истории казачьих родов и простых тружеников, которые жили и продолжают жить в этих местах. Многие села в 60-е годы попали здесь под затопление. Чистый Яр, Сарабель – для современников эти названия уже ни о чем не говорят. Но старожилы утверждают, что иногда из-под воды доносится колокольный звон и слышатся людские разговоры.

История гибели Верх-Иртышского казачества – еще одна тема, над которой сейчас работает автор. После гражданской войны целые станицы бросали нажитое и уходили в Китай. Эта страница истории до сих пор считается белым пятном.

В конце встречи я попросил Сергея дать совет начинающим поэтам.

– Читайте Александра Сергеевича, – сказал он на прощание. – Там есть все!

Пушкинский грот и гусиные перья.

Пушкин, возьмите меня в подмастерья!

С вами легко на сквозящем просторе

Слушать гекзаметры Черного моря.

С грота видна необъятная даль.

Как мне близка эта Ваша печаль.

Дмитрий Крюкович
Фото из семейного архива Сергея Комова

Еще новости

Back to top button