«На судьбу я не в обиде…»
26 апреля 1986 года – одна из самых значимых дат в жизни Мухамеда Галимзянова. В этот день он женился на своей любимой Рузалье и был несказанно счастлив. А спустя некоторое время во многих газетах появилась информация об аварии на Чернобыльской АЭС. Супруги, как и все советские люди, сопереживали пострадавшим, но даже представить не могли, что спустя несколько месяцев Мухамеда отправят в Украину устранять последствия взрыва ядерного реактора…
Мухамед на тот момент работал на Путинцевском руднике раздатчиком взрывчатых веществ. Ему было 29 лет – время надежд, молодости. Когда пришла повестка из военкомата, шахтер строил дом для своей молодой семьи и, конечно же, мечтал о сыне. Сейчас в голове не укладывается, что молодого мужчину, еще не успевшего стать отцом, направили в зону отчуждения, даже кратковременное пребывание в которой могло поставить крест на всей его дальнейшей жизни…
– Из Путинцево помимо меня в Чернобыле был еще один парень, который в момент аварии служил в армии и его часть «бросили» на ликвидацию ее последствий, – вспоминает Мухамед. – Конечно, мы знали о радиации и ее влиянии на организм человека, но были воспитаны так, что сразу же откликались, если Родине требовалась наша помощь. Как военнообязанные, мы понимали, что это наш долг, выполнение которого не обсуждается. В те годы, если парень не был в армии, его не считали настоящим мужчиной.
Мухамед хорошо помнит свое первое впечатление от «мертвых» сел в окрестностях Чернобыля. Брошенные дома, пустынные улицы – все происходящее казалось нереальным и страшным. Там, где еще несколько месяцев назад звучал детский смех, теперь стояла оглушающая тишина.
– Меня распределили в инженерно-саперные войска механиком-водителем саперной техники, – вспоминает Мухамед. – Моя задача заключалась в обслуживании разведывательных машин БРДМ, которые определяли степень зараженности воды и грунта. Но на деле круг обязанностей был значительно шире. Изначально нас привезли в военную часть в селе Новоселки, которое располагалось в 20 километрах от Припяти. На первых порах работали как строительная бригада: расчищали с лопатой в руках зараженные радиацией села. В самом Чернобыле проводили дезактивацию помещений, «чистили» школу. Защитное обмундирование состояло из тяжелой накидки, но ей часто пренебрегали из-за неудобства.
Наиболее сложным испытанием стала работа на самой поврежденной АЭС. При взрыве четвертого энергоблока куски бетона, металла и пропитанные радиацией обломки графитовой кладки реактора разлетелись по всей территории. Ликвидаторы должны были собрать весь этот зараженный хлам и провести ремонт здания. Самым опасным заданием считался подъем на крышу АЭС, где фиксировалась высокая степень радиации. У некоторых сразу же начинала идти из носа кровь.
– У нас было немецкое и советское оборудование, – рассказывает Мухамед. – Так вот, заграничное не выдерживало радиации и быстро выходило из строя, а наше работало. На крыше был очень высокий радиоактивный фон. Каждый из нас мог находиться там всего 45 секунд. Распределяли обязанности: один хватал обломок и тащил его до носилок, за ним бежали другие… Ежедневно фиксировали количество полученной радиации, случалось, оно превышало допустимые нормы, но цифры занижали, чтобы не портить отчетность.
В Чернобыле Мухамед пробыл с октября до конца декабря 1986 года. Вспоминает, что по дороге домой всех пассажиров тщательно проверяли в связи с декабрьскими событиями в Алматы. Но военных, возвращавшихся из зоны отчуждения, не трогали. Домой в Путинцево ликвидатор вернулся как раз в день рождения жены. Сюрприз удался: живого, здорового мужа Рузалья встречала со слезами на глазах.
О том, что часть здоровья все же осталась в окрестностях Припяти, мужчина понял не сразу. Жизнь завертела, не было времени обращать внимание на болячки: работал в шахте, воспитывал сына и дочь, которых судьба подарила наперекор страшным прогнозам радиологов. Но спустя годы понял: как ни бравируй, а приходится признать, что среди тех, кто участвовал в ликвидации аварии на АЭС, здоровых людей нет. По состоянию здоровья ушел из шахты, получил третью группу инвалидности…
О проблемах Мухамед говорить не любит, даже о сложных периодах жизни предпочитает вспоминать с юмором. Сейчас он на пенсии по инвалидности, перенес операцию на сердце, вместе с сыном Рустамом, который работает инженером леса, занимается пчеловодством, помогает дочери Гузалье в воспитании детей.
– Мысль «почему именно я» даже не приходила мне в голову, – признается Мухамед. – Скорее наше поколение всегда рассуждало: «А кто, если не мы?». Сейчас все наши ликвидаторы (их в Зыряновском районе больше 50), стараются поддерживать связь, помогать друг другу, не забывает о нас и государство. На прошлое лично я не в обиде. Всегда был патриотом, любил Родину – просто выполнял свой воинский и гражданский долг.
Зыряновский район
