22 июня 1941-го – черный день в судьбе моей

Каждый день, когда я включаю телевизор и вижу ужасы, кровь и смерть людей, огненные стычки в разных концах планеты, невольно начинаю задумываться, неужели человечество мало подвластно тому, что отличает его от диких зверей — разуму? Иначе не было бы военных конфликтов, не совершались бы теракты, уносящие жизни мирных, ни в чем не повинных людей.

Старшее поколение никогда не забудет страшный день 22 июня 1941 года, но знать об этом, помнить и делать все, чтобы это не повторилось в истории человечества, должны все. Не дай Бог никому пережить подобные времена.

Война и репрессии – две сестры от одной матери, порождение дьявола. И когда задумаешься над этим, то с благодарностью невольно поражаешься разуму, воле и титанической деятельности нашего государства и лично Лидера нации, Президента Казахстана Н. А. НАЗАРБАЕВА по мирным инициативам и усилиям по единению всех здоровых сил планеты, включая правительства и парламенты, общественные и неправительственные организации и религиозные конфессии и т. д.

Мир, стабильность, Родина, работа… что еще нужно человеку? Чего только стоят инициативы Казахстана положить конец ядерному безумию, проведение съездов мировых религий и, наконец, международная выставка ЭКСПО-17 и «зеленая экономика». Уж поистине, имея золото в руках, мы порой его не ценим.
Но… вернемся в прошлое. Прекрасный летний день – 22 июня стал в 1941 году для миллионов людей черным днем, днем вероломства, жестокости, безумия, нечеловеческих страданий во имя господства одной нации над другой, во имя расового превосходства.

Мое поколение, как нас называют «дети войны», по-разному встретили этот ужасный день земного ада.
Одни под страшным огнем и бомбежками гибли, а другие вместе со старшим поколением попадали в плен и были насильственно угнаны в Германию. А остальным выпала участь испытать ужасы войны позже. Особая судьба выпала нам, советским немцам, так как к страданиям физическим прибавились еще и моральные: каленым железом было приклеено клеймо недоверия, повешен ярлык пособников и врагов.

Я встретил этот проклятый Богом час, трагедию миллионов людей планеты, в родной семье, которая счастливо проживала в АССРНП (Автономной Советской Социалистической Республике немцев Поволжья), куда предки мои во времена Екатерины Великой, российской царицы, приехали осваивать пустующие приволжские просторы — Шики, Шнейдеры, Бруннеры, Блоки, т. е. весь наш клан.

Я рос изнеженным мальчиком, любимцем всей огромной родни. Годы эти вспоминаются как годы полуреального земного рая. Но вот пришел этот зловещий день.

– Мама, мама! Что это за птицы? – кричал я.

– Это не птицы, – отвечала она, тревожно всматриваясь в небо, покрытое все увеличивающимися черными точками.

Их было много. Теперь уже отчетливо можно было определить, что это не птицы, а самолеты. И по выражению лица мамы я понял: произойдет что-то страшное, непоправимое. Сердце чувствовало, что это конец моему счастливому раю земному.

В течение 24 часов нас затолкали в вонючие переполненные вагоны для перевозки скота.

В глазах людей – отчаяние и страх. Кто-то пустил слух, что всех нас везут на расстрел. Долгий путь печали и страха привел нас в Сибирь, в Алтайский край.

Однако все обошлось. Перед Бийском поступила команда: всем выйти из вагонов и расположиться на красивой лесной поляне. Подходили руководители хозяйств, как я теперь понимаю, выбирали себе необходимых специалистов или просто рабочую силу и семьями развозили по селам. Там поселяли по несколько семей в одну комнату и давали работу. Отца взяли главным бухгалтером Сузопской МТС.

Второго февраля 1942 года, не выдержав тягот переселения и не получив необходимой медицинской помощи, в свои 26 лет, у меня умирает мать, а на завтра — третьего февраля, в день своего рождения, отца забирают в трудармию.
Трагичность моего положения усугублялась тем, что я не знал ни слова по-русски. Деревенские мальчишки нещадно лупили Лёвку-фрица, пока я не научился воровать табак-самосад с огородов, курить и драться, т.е. все, что умела обездоленная детвора, отцы которой были на фронте, матери трудились в лесу и на пашнях, не зная ни сна, ни отдыха, проклиная фашистов. Вскоре мы все сдружились, ходили в лес за пучками, ягодой и другими дарами природы. Я попеременке посещал их дома. Чужие мамы и бабушки варили супы из лебеды и крапивы, а в счастливые дни, когда удавалось на конном дворе поделиться овсом гнедого жеребца – любимца директора МТС Порывая, с удовольствием варили овсяный кисель. Он был очень вкусный, хотя и с колючками. Объединенные рано повзрослевшими старшими не по возрасту серьезными товарищами собирали колоски, кто мог держать косу, косили сено, возили копна на волокушах, где вместо лошадей были запряжены коровы во время сенокосной страды, а те, кто покрепче, кололи березовые чурочки для газогенераторных машин.

Самое страшное, что пришлось пережить — это голод. Помню, мы варили очистки от картошки, ели их, а соленую жижу, в которой она варилась, пили. Но голод она утолить не могла. Сестренка Валерия, когда уже съели вареные очистки, все просила: «прий, прий», что означало отвар. Ей было тогда чуть более трех лет. Животик, стянутый кожей, уже набух, а в глазах девочки голод и отчаяние. «Пей!» – кричал от бессилия дядя Ваня, инвалид, у которого мы тогда жили, и подливал ей еще и еще этой жидкости, жадина! Я кинулся на него с кулаками. Он растерянно размахивал покалеченной рукой, тетя Зельма плакала. Я тогда впервые увидел и понял, какие бывают голодные глаза…

В 1947 году, когда уже два года назад закончилась война, отцу моему разрешили взять меня, изможденного, завшивленного и педагогически запущенного, к себе в Тульскую область, куда он был призван в трудармию. Но и здесь война и переселение сыграли свою пагубную роль.

Время пришло идти в шестой класс, а я толком не знал ни букв, ни таблицы умножения, опять моя дорога — крыша товарных поездов с ватагой таких же оборванцев. И все могло бы кончиться плохо, если бы не нашлись добрые, сердечные и порядочные люди, которые отдавали мне всю душу, прививали любовь к чтению, общественной работе и занятиям спортом.

Окончил среднюю школу, комсомольский вожак. Казалось бы, все хорошо. Поступай в институт, приобретай профессию. Но не тут-то было. Опять на пути спецкомендатура.

И как мудр был мой отец, сказав: «Езжай-ка, ты, сынок, в Казахстан. Там вольно дышится всем гонимым судьбой». И он был прав. Здесь я получил образование, признание и стал тем, кто я есть: создал семью, вырастил детей, приобрел много верных друзей. Верой и правдой служу, ведь я в огромном долгу перед Казахстаном — моей второй Родиной.